Стивен Гросс - Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен

– Мисс Кинг, – всхлипывая, прошептала она. – Мисс Кинг.

Позднее Эмма скажет мне, что сама не поняла, почему воспоминания о том утреннем разговоре на кухне так расстроили ее и вызвали такой шквал эмоций:

– Мама терпеть не может, когда жалеют себя.

Я ответил ей, что, по моему мнению, это была не жалость к себе, а печаль. Скорее всего, она оплакивала потерянную себя, это была скорбь по маленькой девочке, которой не позволяли иметь собственные чувства .

Несколько лет назад у меня была пациентка, которую я назову Амирой. В двадцатисемилетнем возрасте она попала в серьезную автомобильную аварию – машину, которой управляла Амира, занесло и выбросило на разделительную полосу на трассе М1. Физических повреждений она во время катастрофы не получила, но в эмоциональном плане пострадала очень сильно.

Через два года после аварии Амира начала возвращаться к нормальной жизни, но обнаружила, что ей становится все сложнее и сложнее рассказывать матери об улучшении своей ситуации.

– Я терпеть не могу ее бесконечные машалла, – сказала мне Амира. – Машалла означает «на то была Божья воля», и мама говорит это каждый раз, когда со мной происходит что-то хорошее. Она делает это, чтобы уберечь меня от «сглаза», то есть защитить от людской зависти, а меня это бесит до невозможности.

Амира описала мне, как рассказывала матери о том, каким образом они с женихом планировали провести медовый месяц.

– Я говорю ей, что мы решили поехать в Париж, – «Машалла» . Я начинаю рассказывать ей, какой мы выбрали отель, – «Машалла» . Я пытаюсь сказать ей, какой у нас будет номер и что мы собираемся делать во Франции, – «Машалла, машалла, машалла» . Я готова была мобильник в окно выбросить! – воскликнула Амира. – Мое счастье – это не только воля Божья, а в какой-то мере и мое достижение.

Мне показалось, что корнями желание матери Амиры оградить дочь от зависти других людей уходит в ее собственное чувство зависти . Поначалу Амиру эта мысль удивила. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что ее мать, возможно, тоскует по былым временам.

Эмма сказала, что не понимает, как люди могут знать, какие чувства они испытывают: «Львиную долю времени я не знаю, что чувствую.

Я вычисляю, что должна чувствовать, а потом просто веду себя соответствующим образом».

Однажды она сказала дочери, что самым счастливым периодом ее жизни был первый год замужества, когда они с мужем, то есть отцом Амиры, жили во Франции.

– Да, ей, наверно, было нелегко меня слушать, – признала Амира. – Я жду свадьбы и мечтаю о детях, а она уже вдова и живет прошлым.

Позднее Амира задумалась, не слишком ли бессердечно она себя вела, и даже начала подозревать себя в том, что неосознанно пыталась возбудить в матери зависть.

Мы часто с завистью смотрим на сокровища, которыми обладают наши дети, на возможность физического и интеллектуального роста, на умение радоваться жизни, материальный достаток. Но самую большую зависть вызывает у нас их потенциал .

Роберт Б., пятидесятипятилетний работник государственного учреждения, однажды описал мне один из своих снов: «Я стою на склоне горы. Мои давно покинувшие этот мир дедушка с бабушкой находятся на самой вершине, прямо под облаками. Они отдыхают в маленькой деревянной хижине и дожидаются прихода моих родителей, которые уже почти добрались до пика горы. Я стою чуть ниже родителей. А дети мои только что вышли из нашего базового лагеря и начали подниматься по склону. Я прячусь за большим камнем, и они, не заметив меня, проходят мимо. Когда я возвращаюсь на тропу и вижу, что они уже поднялись гораздо выше меня, меня охватывает эйфория».

Среди прочего, сон Роберта демонстрирует его видение пути, называемого нами жизнью, – то есть движения от рождения до смерти, от колыбели (базового лагеря) до могилы (маленькой деревянной хижины). Кроме того, в нем проявляется его подсознательное желание вырваться из потока времени, поменяться местами со своими детьми и почувствовать, что у него впереди более долгая жизнь, чем у них.

Чаще всего описываемая мною зависть носит подсознательный характер, мы скрываем это чувство, и поэтому его трудно исследовать или подтвердить. Проблески этого чувства встречаются не только во снах, но и в наших оговорках или ошибочных действиях.

Я знаком с одной женщиной, которая выросла в полной нищете. Она была вне себя от радости, когда ей удалось купить своей дочке шерстяной костюм от Prada, но буквально несколько часов спустя безнадежно испортила юбку, случайно положив ее в стиральную машину.

Нередко такая зависть камуфлируется под попытки корректировки поведения – отец осаживает чересчур энергичного и восторженного сына, называя его выскочкой или акселератом; мать упрекает ребенка в черной неблагодарности: «Ты даже не представляешь, какая у тебя счастливая жизнь», «У меня того-то и того-то никогда не было». Завидуя своим детям, мы обманываем сами себя, то есть слишком плохо думаем о них и слишком хорошо о себе.

Тренер может завидовать своему спортсмену, преподаватель – ученику, а психоаналитик – своему пациенту. Наши пациенты зачастую бывают гораздо моложе, умнее и успешнее нас.

Такой тип зависти чувствуют не только родители. Тренер может завидовать своему спортсмену, преподаватель может завидовать своему ученику, а психоаналитик (это исключать было бы нечестно) может завидовать своему пациенту. Наши пациенты зачастую бывают гораздо моложе, умнее и успешнее нас. А еще нередки случаи, когда психоаналитику удается помочь пациенту одержать победу над проблемами, с которыми сам психоаналитик безуспешно боролся всю свою жизнь. Попасть в плен зависти такого сорта может любой человек, которому приходится выступать в психологической роли «родителя».

Вопрос здесь в том, можем ли мы избавиться от этой зависимости, если примем самих себя такими, какие мы есть, и смиримся со своим положением на шкале времен? Сможем ли мы в результате этого искренне радоваться успехам и удачам своих детей? Ведь в самом крайнем своем проявлении зависть к собственному чаду – это огромная психологическая беда, грозящая нам потерей и психического равновесия, и своего ребенка тоже.

Десять лет назад по направлению своего семейного врача ко мне пришел семидесятисемилетний вдовец, отец четверых детей Стенли П. Он все больше и больше ограничивал свою жизненную активность. Как я вскоре понял, таким образом он избегал чувства зависти в отношении окружающих. Он перестал путешествовать и общался только с теми, к кому мог относиться с пренебрежением, например, с людьми, которых он нанимал для выполнения разовых работ.