Александр Баттиани - Логотерапия и экзистенциальный анализ сегодня. Актуальная характеристика

Здесь я хочу упомянуть одну научную работу, которая появилась в сборнике Американской психологической ассоциации, посвященную так называемой «позитивной психологии» (Aspinwall, Staudinger, 2003). В этом сборнике рассказывалось об исследовании сил и возможностей человека, которые остаются неиспользованными, что имеет прямое отношение к программе «позитивной психологии». Многие авторы, среди них некоторые специалисты в области психологии, приняли участие в исследовании. Однако нельзя не заметить, что каким бы прекрасным сам по себе ни был проект позитивной психологии, многие авторы были чересчур оптимистичны и поэтому поддались соблазну превратить психологию в проект постоянной самооптимизации и, как следствие, свести человеческую жизнь целиком к очень амбициозному «проекту счастья», при этом игнорируя осознание страданий, лишений и трагическую триаду (и парадоксальным образом благодарность), даже не признавая и не оставляя места каким-то несовершенствам. Перфекционизм постоянной самореализации и самосовершенствования, вечного позитива достигает иногда весьма удручающих масштабов, и на фоне страданий во всем мире он не очень реалистичен. Мы еще поговорим о том, почему в разумном, здоровом и зрелом реализме отсутствует такой однобокий акцент исключительно на позитивном, а также о том, как дорого он может обойтись с психологической точки зрения человеку, если речь идет о том, как справляться со страданием, о сострадании и устойчивости к фрустрации.

Однако одна-единственная статья действительно выделялась из всего упомянутого сборника. Известный американский социальный психолог Эллен Бершайд из университета Миннесоты с впечатляющей чуткостью написала о «большом преимуществе человека – это другие люди» (Berscheid, 2003). Бершайд даже закрепила за этим преимуществом статус одного из важных факторов культурного и социального развития.

То, что вы говорили об обобщенных ценностях отношений и о «своего рода самаритянской позиции», может касаться не только материальных благ, которыми можно поделиться, но и способностей, которые можно применить, чтобы помочь другому, поддержать его делом. Это, во-первых, предполагает понимание того, что другой человек может нуждаться (не получится закрывать глаза на страдания и беды вокруг), во-вторых, подчеркивает ценность обоюдной помощи.

Выражаясь метафорически, слепой может нести хромого, а хромой может говорить слепому, куда идти, при этом оба они откроют в себе нечто большее, чем одну лишь способность компенсировать недостатки друг друга. Они обнаружат, что другие люди (и готовность разделить с ними свои способности и использовать их во благо других) на самом деле – это их большое преимущество. Во-вторых, эти способности могут исполнить свое предназначение только в действии, до того они были просто возможностью. Будучи использованными с кем-то или чем-то, для кого-то или чего-то, что выходит за рамки Я, они становятся реализованными со смыслом.

Эта закономерность указывает на нечто сущностное для самой природы. Философский взгляд позволит нам сделать прекрасные и утешительные выводы о нашем представлении о мире и человеке, а именно о том, что благодаря человеку, прежде всего его потенциалу к самотрансценденции, в мире появляется то, что позволяет даже слабости свидетельствовать о силе.

Вернемся к нашей метафоре со слепым и хромым. В природе нам известны многочисленные примеры симбиоза и биологического равновесия, обоюдного приспособления животных и т. д. Это и есть «рецепт успеха» природы: сотрудничество и взаимопомощь. Но то, что вы описали как «своего рода самаритянскую позицию» выходит далеко за эти рамки. Она дана нам, в отличие от животных, лишь как возможность, то есть в нашем свободном пространстве. Способность делиться и великодушие не заложены в нас, как в животных, на уровне инстинктов. Ничто не принуждает нас делиться с другими или быть великодушными. Говоря иначе, человеческая способность делиться не запрограммирована биологически, она не активируется автоматически, если мы обнаруживаем какой-то изъян. Она гораздо ценнее, она есть выражение истинной благосклонности, то есть акт свободы и ответственности, акт свободного выбора в пользу великодушия и участия.

Итак, мы можем и то, и другое: пройти мимо страдающего или попытаться помочь ему в рамках наших возможностей. Ведь то, что вы называете «своего рода самаритянской позицией», если позволите мне снова подхватить и развить вашу мысль, находит свою противоположность в неблагодарности и непосредственно с ней связанным дефицитом благосклонности. Со своей незрелой внутренней претенциозной позицией человек становится слеп к собственному счастью («Мне это полагается!»), ровно как к бедам окружающего мира («Почему это должно меня касаться?»). Первое расценивают как нечто само собой разумеющееся, а последнее и вовсе не рассматривают. Определение счастья, которое мы находим у Франкла, как то, что обошло стороной, а также ваши слова об обобщенных ценностях отношений и самаритянской позиции иллюстрируют обе стороны медали. Собственное счастье точно так же не есть нечто естественное, как и нужда другого человека, мимо которой проходят, пожав плечами, хотя имеют ресурсы для помощи.

Нам нужно также отдать дань реализму, не забывая, что мы на самом деле никогда не знаем, когда окажемся на какой стороне, будем ли мы долго обладать счастливой возможностью делиться с другими и когда станем зависимы от тех, кто поможет встать нам на ноги.

Лукас: Хорошо, что вы подчеркнули аспект свободы, размышляя о людском сосуществовании, ориентированном на смысл. В психопатологии многие проблемы основаны на неверных или противоречащих смыслу реакциях на определенные жизненные данности. Франкл в своей книге «Теория и терапия неврозов» (Frankl, 1970) посвятил большую главу «реактивным неврозам». Их раньше не диагностировали, а сегодня этот термин устарел. И все же реактивный элемент является ключевым во многих душевных расстройствах.

К примеру, на человека когда-то напала собака по дороге в школу, и у него развилась фобия, а другой после такой же ситуации стал учиться правильно обращаться с животными. Одна девочка обнаружила в детстве, что благодаря ее больному горлу или животу мать нежно к ней относится, и стала упражняться в истерической манипуляции окружающими, а другая после такого же открытия отказалась от такого «театра». Многочисленные психологические картины болезней имеют комбинированную природу: это не только психосоматические заболевания с их типичной комбинацией предварительного телесного повреждения плюс провоцирующих стресс-факторов, но и многие проблемы зависимостей, при которых человек реагирует на краткосрочное эмоциональное удовольствие желанием получить «того же и побольше» вместо того, чтобы с осторожностью воздержаться, или ятрогенные (возникшие только вследствие вмешательства врача) формы расстройств, при которых необдуманные слова врачей или других авторитетных личностей слишком серьезно воспринимаются или интерпретируются как угроза беды.