Алис Миллер - Тело не врет. Как детские психологические травмы отражаются на нашем здоровье

Мой опыт показывает, что нехватка хороших терапевтов – настоящая проблема, причина которой – установленная мораль, мешающая помогать людям, с которыми в детстве жестоко обращались. Специалисты тоже находятся под властью четвертой заповеди, предписывающей чтить родителей, «дабы продлились наши дни на земле».

То, что эта заповедь мешает исцелению от ранних травм, очевидно. То, что этот факт до сих пор никогда не обсуждался открыто, неудивительно. Диапазон воздействия и сила заповеди неизмеримы, потому что она питается естественной привязанностью маленького ребенка к своим родителям. Даже величайшие философы и писатели никогда не осмеливались противостоять канону. Несмотря на резкую критику христианской морали, Ницше не осуждал свою семью, потому что в каждом взрослом, с которым когда-то жестоко обращались в детстве, таится страх маленького ребенка перед наказанием родителей, если он восстанет против них. Но этот страх живет лишь до тех пор, пока не будет осознан. Однажды обнаруженный и пережитый, со временем он растворяется.

Мораль четвертой заповеди в сочетании с детскими надеждами приводит к тому, что подавляющее большинство терапевтов снова предлагает пациентам такие правила воспитания, на которых они выросли. Многие специалисты заостряют внимание на собственных бесчисленных ожиданиях от родителей, называют это любовью и предлагают эту любовь другим в качестве решения. Проповедуя прощение как путь к исцелению, они, похоже, не знают, что этот путь – ловушка, для них в первую очередь. Никогда еще прощение не приводило к исцелению [23; с. 17–21].

Примечательно, что уже несколько тысяч лет мы руководствуемся заповедью, поддерживающей физиологический факт привязанности ребенка, с которым плохо обращались, к своим родителям, и до сих пор едва ли кто подвергал эту норму сомнению. Мы ведем себя так, будто все мы по-прежнему дети и нам запрещено идти против наставлений взрослых. Между тем, будучи сознательными взрослыми, мы вправе сформулировать свои вопросы, даже зная, что они шокируют родителей.

Моисей, передавший народу свои десять заповедей во имя Бога, сам был отверженным (хотя и в силу обстоятельств). Как и большинство отверженных детей, он надеялся, что когда-нибудь сможет добиться любви родителей с помощью выдающегося ума и уважения. А ведь родители избавились от него в детстве, чтобы защитить от преследования, чего младенец в колыбели никак не мог понять. Возможно, взрослый Моисей оценил бы поступок, сказав: «Родители избавились от меня, чтобы защитить. Я не могу обижаться на них за это, я должен быть благодарен им, поскольку они спасли мне жизнь». У ребенка иное восприятие, иные вопросы: «Почему родители меня выгнали, почему сделали так, что я чуть не утонул? Родители не любят меня?» Отчаяние и страх смерти, ожившие в теле аутентичные чувства направляли Моисея, когда он вручал своему народу Десятисловие.

Получается, что четвертая заповедь выступает чем-то вроде страхования жизни пожилых людей, которое было необходимо в то время, но не сегодня и не в такой форме. При ближайшем рассмотрении в ней содержится угроза и давление, которые действуют и по сей день. Она гласит: если ты хочешь жить долго, ты должен чтить своих родителей, даже если они этого не заслуживают, иначе ты умрешь рано. Несмотря на догматичный характер, большинство людей придерживается христианского канона, хотя он сбивает с толку и пугает. Я думаю, что пришло время серьезно отнестись к травмам детства и их последствиям и освободиться от влияния догмы. Это не значит, что мы должны отплатить своим пожилым родителям жестокостью за их жестокие поступки, но это значит, что мы должны увидеть их такими, какими они были, как они на самом деле обращались с нами, маленькими детьми, ради того, чтобы освободить собственных детей и самих себя от подобного поведения.

Мы должны отделиться от интериоризованных [3] Интериоризация – термин психологии, означающий формирование внутреннего через усвоение нового. Интериоризованные родители – это образ родителей в сознании человека. – Прим. пер. родителей, разрушающих нас изнутри. Только так мы можем сказать «да» собственной жизни и научиться уважать себя. Мы не можем научиться этому у Моисея, потому что, следуя четвертой заповеди, он стал неверен посланиям своего организма. Но и его нельзя винить, так как он не осознавал посланий своего тела, но именно поэтому над нами заповедь не должна иметь власти.

Во всех своих книгах я старалась показать по-разному и в разных контекстах, как опыт «черной педагогики» ограничивает жизнелюбие в детстве и в дальнейшей жизни. Жесткое воспитание негативно влияет на ощущение того, кто мы есть на самом деле, что мы чувствуем и что нам нужно, или даже полностью уничтожает наши ощущения. «Черная педагогика» порождает приспособленных людей, способных доверять лишь своим маскам, потому что в детстве они жили в постоянном страхе наказания. «Я воспитаю в тебе лучшее, – вот главный принцип «черной педагогики». – И даже если я тебя бью или мучаю словами, это тебе только на пользу».

Венгерский писатель и лауреат Нобелевской премии Имре Кертес в знаменитом романе «Без судьбы» рассказывает о своем прибытии в концлагерь Освенцим. Тогда он был пятнадцатилетним мальчиком, и в романе он очень точно описывает, как пытался истолковать все бессмысленное и жестокое, с чем тогда столкнулся, как нечто положительное и благоприятное, потому что иначе он погиб бы от страха смерти.

Вероятно, каждый ребенок, с которым жестоко обращаются, должен занять такую позицию, чтобы выжить. Кертес переосмысливает свое восприятие и пытается увидеть благодеяние в том, в чем другой человек обнаружил бы очевидное преступление. У ребенка нет выбора, ему нужно подменять ощущения, если рядом нет помогающего свидетеля и он находится полностью во власти преследователей. Только во взрослой жизни, если этому человеку посчастливится встретиться со знающими свидетелями, у него будет выбор. Он сможет освободить свою правду, перестать жалеть и понимать обидчика, отказаться от желания испытывать непрожитые чувства своего антагониста, от которых он дистанцировался; он сможет однозначно осуждать поступки того, кто его обидел. Этот шаг принесет большое облегчение для организма. Теперь телу не нужно угрозами напоминать взрослому о трагической истории ребенка, теперь оно чувствует, что его понимают, уважают и защищают, если взрослый хочет знать всю его правду.

Я говорю о насильственном характере «воспитания» жестокостью, потому что ребенку не просто отказывают в его правах на достоинство и уважение собственной человеческой жизни, но и устанавливают своего рода тоталитарный режим, при котором малыш не в состоянии понять, что он вообще переживал унижения, лишения достоинства и жестокость, не говоря уже о том, чтобы он мог этому сопротивляться. Эти модели воспитания находят продолжение в жизни взрослых, которые используют их со своими партнерами и собственными детьми, на работе и в политике – там, где от страха когда-то неуверенного ребенка можно отбиться с помощью властной позиции. Таким образом и возникают диктаторы и человеконенавистники, которых никогда не уважали в детстве и которые пытаются принудить других к уважению с помощью инструмента гипертрофированной власти.