Мишель Венсан - Болезнь отрочества. Клиническая работа с подростками и их родителями

Данная презентация была бы неполной без выражения благодарности моим пациентам и их родителям за доверие, без которого ничего нельзя было бы сделать. Выражаю благодарность также сотрудникам Центра Альфреда Бине, которые ведут прием и занимаются лечением детей и их семей вместе со мной. Благодарю Колет Шерер за ее неутомимый вклад в подготовку рукописи и за корректуру.

Нужно ли сожалеть о том, что некоторая информация не была известна в начале лечения и открывается лишь через несколько месяцев или несколько лет? Это не всегда связано с откровенностью пациентов. В том случае, когда она играет роль, мы констатируем, что пациент не мог свободно поделиться с нами этой информацией в самом начале лечения. Пациенты и мы сами вслед за ними являемся заложниками связи, существующей между ключевой информацией и изначальным балансом переноса и контрпереноса.

Я рассмотрю, прежде всего, изначальную ситуацию на момент первых обследований, чтобы подчеркнуть прогностическое значение некоторых аспектов контрпереноса, который является полезным дополнением к данным, полученным в результате семиологического анализа. Это позволяет разработать клиническую модель, которая может быть сравнима с теоретической моделью и служить ориентиром в терапевтической работе. Эти две модели, клиническая и теоретическая, важны для трактовки понятий «сопротивление» и «цензура»: наблюдение первых ведет к разработке вторых. Итак, нам придется вспомнить, каким образом Фрейд привел нас к распознаванию двух видов цензур. Первая цензура, между сознательным и предсознательным, связана с другой цензурой – между предсознательным и бессознательным, которой Фрейд посвятил больше внимания. У меня была возможность подчеркнуть трудности конструкции прошлого в начале и во время лечения наших молодых пациентов [15]. Что касается прошлого, все указывает на то, что подавление играет здесь свою роль наряду с вытеснением, и скорее именно вытеснение чаще всего ставится под вопрос. Знакомство с ребенком, которого родители привели к нам для обследования, позволяет нам рассмотреть более детально не столько цензуру между бессознательным и предсознательным, сколько цензуру между предсознательным и сознательным, роль которой в ситуации здесь-и-сейчас никак нельзя игнорировать.

То, что говорится и делается в моем присутствии, взаимопереплетается и складывается в фигуры, на основе которых создаются последующие конструкции. То, что говорится и делается, отражает манеру говорить и действовать не только родителей и ребенка, но и меня самого. Все это происходит в течение всего времени, которое мы условились провести вместе в определенный день. Эта деятельность по построению конструкций начинается с того самого первого раза, когда мы выходим за ребенком и родителями в приемную. Совокупность зрительных, слуховых, кинестетических ощущений оказывают на нас эффект тех следов, которые затрагивают наши чувства и смыслы, как указывал Фрейд [11] в «Конструкциях в анализе». Фрейд добавляет, что возможность использования этих следов различна и зависит в значительной степени от опытности психоаналитика. Только после рефлексии эти ощущения обретут конкретные очертания. В тот момент, когда мы идем за пациентом, у нас неизбежно создается первое впечатление. Это впечатление влечет за собой выбор терапевтической программы. В некоторых случаях оно полностью развенчается в процессе работы, но гораздо чаще последующие впечатления изменят лишь детали первого впечатления, причем все эти детали окажутся важными. Первое впечатление всегда служит важным ориентиром при знакомстве с данными родителями и данным ребенком. Так, если семья, которую я веду в свой кабинет, позволяет мне свободно следовать за моими собственными ассоциациями, продолжение обследования в тот же день и последующие наблюдения часто выявляют трудности невротического характера. Напротив, некоторые семьи тут же завладевают моим вниманием, мобилизуя всю мою способность к контейнированию спроецированной тревоги, и тогда часто подтверждается психотическая природа этой тревоги. Это непосредственное подтверждение не столь важно само по себе, сколько служит ценным указанием на то, какой способ используется для переработки реальности. Наконец, бывает, что, когда я прихожу за семьей в комнату ожидания, семья не захватывает меня своей болью, а позволяет мне чувствовать себя рядом с ней свободно. Но при этом она дает мне некое ощущение безжизненности, то есть, по существу, представляет собой фиксированный визуальный образ, воплощающий картину семьи, на которой «Его Величество Дитя» низвергнуто с трона революцией под знаменами смертоносного нарциссизма [6] Narcissisme mortifère ( фр .). (активации инстинкта смерти). Фрейд предложил нам [5] счастливую версию ребенка, наследующего нарциссизм родителей, от которого они были вынуждены отказаться. «Существует непреодолимое побуждение наделять ребенка всеми совершенными качествами (что было бы невозможным при непредвзятом наблюдении), скрывать и забывать о его недостатках <���…> у ребенка будет жизнь лучше, чем у его родителей, он не будет испытывать нужду, которую испытывали мы и которая довлела над нашей жизнью. Болезни, смерть, отказ от удовольствия, ограничение своей собственной воли не затронут ребенка, законы природы, как и законы общества, будут не властны над ним, и он на самом деле вновь станет центром и сердцем мироздания». В этой картине имеются некоторые изъяны: «Отрицание детской сексуальности, <���…> тенденция отрицать все приобретенные культурные качества, признание которых было вырвано у собственного нарциссизма». Но, даже учитывая все эти изъяны, Фрейд предлагает нам триумфальную картину под названием «Его Величество Дитя». В последнем случае в этой комнате ожидания мы становимся свидетелями такого хода развития, когда один порядок насильственно заменяется другим и остается открытым вопрос о разных моментах воплощения одного поколения в другом. Смертоносный нарциссизм находится под влиянием влечения к смерти, которое диктует отмену внутреннего напряжения [7].

Развитие этой опытности в клинической сфере предполагает, что длительный личный психоанализ клинициста способствует тому, чтобы не приписывать пациенту восприятий (или отсутствие живых восприятий), которые исходят исключительно из болезненных тенденций конкретного момента. Наше внимание может быть не иначе как критическим. Это вызвано многими причинами. Каким бы ни было первоначальное представление о ребенке и его родителях, оно лишь отчасти отражает реальность. Некоторые детали уйдут, в то время как другие станут относительно более важными. Верность редуцированной картине реальности происходит в условиях, которые, к сожалению, благоприятствуют искажениям, способным завести лечение в тупик. Начиная с Фрейда знание о различных формах утраты реальности [9] помогает нам обнаруживать такой материал и работать с ним. Умалчивание невротического пациента, крики психотического, упорное молчание нарциссического – все это выражение различных конфликтов. Утрата реальности представляет собой в каждом случае последствие того или иного конфликта. Поэтому мы не позволяем себе предпринимать в отношении своих пациентов иные шаги, кроме как просьбы по отношению к ним и к себе «повременить». Тем не менее мы прекрасно знаем, что наше время очень ограниченно. Мы осознаем, зачастую слишком отчетливо, что общество навязывает нам этапы, от которых мы не можем избавить наших пациентов. Одним из таких примеров является организация школьного обучения для детей. Сегодня наше общество привыкло к тому, что в медицинской практике решения принимаются не одним наблюдателем, а целой коллегией наблюдателей. Мы тоже должны объединять различные точки зрения. Нужно упомянуть и такую особенность: разнообразие обязательно возникает благодаря тому, что исследования проводятся одним и тем же человеком, который регистрирует сменяющие друг друга наблюдения, дополняющие друг друга, а иногда и противоречащие. Наконец, чтобы помочь ребенку, нам нужно было бы знать его родителей в той мере, в какой их личная история, как правило, способствует прояснению хода развития следующего поколения. Иногда это не так, и проблемы ребенка могут оказаться настолько серьезными, что приходится отделить ребенка от родителей для продолжения наблюдения и лечения столь сильных страданий. Помещение в соответствующее лечебное заведение вызывает усиление страданий. Это способствует проявлению элементов, необходимых для работы по созданию конструкций. Эта работа поддерживает поиск ребенком смысла на протяжении всей его личной истории.