Карин Нор - Кататимно-имагинативная психотерапия. Учебное пособие по работе с имагинациями в психодинамической психотерапии

Чересчур рассудительным пациентам, напротив, можно указывать на повседневные способности человека выражать чувства и мысли символическим образом. В данном контексте стоит обратить внимание на ученых, которые представляют решение задачи пророчески образно (открытие бензольного кольца). Можно также продолжить следующим образом:

«Люди думают не только посредством мыслей, но и образно. Если открыться своим внутренним представлениям, иногда можно прийти к наблюдениям, которые раньше никогда не приходили в голову. Я хотел бы предложить вам заняться этим в нашей терапии».

Обоснование предлагаемой имагинации совершенно необходимо для точного понимания совместно с пациентом его позиции и опасений, так как во время беседы формируются важные проблемы отношений, например, страх достижений, основанный на жизненных событиях («Я это не смогу») или привычки обесценивания («Это ничего не даст»). Это также подходит пациентам, которые безоговорочно мирятся с таким анонсированием или восторженно с ним соглашаются.

Форма обоснования зависит не только от самого пациента, но и, в частности, от поставленной задачи, то есть от решения терапевта, должны ли имагинации с самого начала присутствовать в процессе терапии или могут быть введены позже в текущий терапевтический процесс по особым причинам. Если имагинации изначально являются составным элементом терапевтического процесса, обоснование можно указать при согласовании лечения. Сформулировано это может быть таким образом:

«Я хотел бы предложить вам на некоторых сеансах расширить и углубить терапевтическую беседу благодаря работе с представлениями образов». Другая формулировка может звучать схоже: «Наш внутренний мир знает не только слова и мысли, но и представления, внутренние образы. Вы часто пытаетесь выразить что-то, что вам еще совсем неизвестно, или представляете что-то хорошо знакомое в новом свете. Это очень важно для нашей с вами работы. Я хотел бы в терапии с вами время от времени применять такие представления, но также вы сами можете, когда захотите, совершить такие путешествия при помощи воображения (образного путешествия во внутренний мир)».

В случае, если имагинации будут предложены терапевтом позднее, уже в ходе терапии, причины будут выглядеть немного иначе в зависимости от оценки терапевтического процесса. Выше приведенные сообщения можно использовать и в этом случае, но надо провести предварительную подготовку:

«Я предлагаю вам сегодня нечто другое, так как у меня такое чувство, что это может помочь (будет полезно, прояснит что-то)…»

Сновидения наяву – это интенсивно и чаще всего приятно переживаемые внутренние представления, в которых воображаются сцены или ситуации, а также прошлое и будущее, встречи с любимыми людьми, пожелания или предстоящие значимые жизненные события; частично это происходит в реальности, частично выдумано, как мысли об эротических сновидениях наяву или о фантазиях мести. Внимание в сновидениях наяву отвлечено от окружающего мира, но в любой момент этот внешний мир вновь может начать восприниматься. Тот кто представляет сновидение наяву, фокусируется на внутреннем мире представлений, несмотря на то, что его сознание находится в состоянии нормального бодрствования и он может «внезапно выйти» из своего внутреннего погружения. Сновидения наяву широко распространены; они воспринимаются очень «лично» и интимно и чаще всего о них не сообщается никому; обычно они возникают, если человек находится в одиночестве, в свободное время или в момент засыпания. У процесса сновидений наяву есть стабилизирующая функция, но он может также принимать характер поиска и дестабилизировать того, кто это сновидение видит. Диетер (Dieter, 2005) подчеркивает, что процесс сновидения наяву при этом не может помочь индивидууму «избежать чего-то действительно невыносимого»; он (индивид) может только это выборочно «вытеснить» (там же, S. 93), оставаясь с этими переживаниями в одиночестве.

Терапевтические имагинации, напротив, развиваются при участии значимого другого, и это участие пациентом осознается. Они диалогически направлены, и это отличает их от сновидения наяву. Имагинации состоят из того же «материала представлений», что и сновидения наяву, но относятся к «контексту триангуляторной психологической структуры» и разделенного «имагинативного пространства» (Schnell, 2005), ведь имагинации черпают свои образы и характер развития из состояния отношений между пациентом и терапевтом (Pahl, 1982).

В подобных случаях нужно все-таки более тщательно учитывать послания переноса (пар. 7.7) и при применении аналитической терапии их понимающе проблематизировать, так как, если это не учитывается, пациент может воспринять сообщение об имагинации скорее как критику в отношении себя («Я недостаточно, излишне, неверно даю информацию» и т. д.) или он может предположить беспомощность терапевта («Да, он со мной так дальше не продвинется, сейчас он должен попробовать действовать иначе»).

Все описанные возможные варианты неуверенности – это часть необходимой настройки отношений, как они характеризуют терапевтический процесс, а еще источник бесконечных возможностей понимания. Это относится к каждой терапевтической сессии, а также к процессу имагинации. Даже если некоторые имагинации уже были проведены, пациент все еще не знает, что его ожидает на его «внутренней сцене», что он «сейчас представит», то есть некий момент напряжения остается и должен оставаться.

Как и когда терапевт проводит первую имагинацию? Вне зависимости от того, договорились ли мы с пациентом о краткосрочной, психодинамической или аналитической психотерапии, рекомендуется провести первую имагинацию уже в рамках пробных сеансов. Благодаря этому происходит знакомство с процессом погружения в образ, кроме того, первичные имагинации могут давать диагностические подсказки (главы 4–6). Для того чтобы облегчить пациенту «вхождение» во внутренний образный мир, мы предлагаем для начала в качестве стимулирующего мотива определенную исходную тему (о рассуждениях по поводу данной терапевтической активности см. пар. 7.2). Для этой цели хорошо зарекомендовал себя мотив «Цветок», так как у него очень приятный горизонт значений, и часто спонтанно он воспринимается пациентом как «моментальная вспышка» желаемого или уже пережитого состояния: «Он такой же, как я! Сверху немного слабый, но очень хорошо укорененный».

Лейнер назвал эту первую имагинацию «тест Цветок» (Leuner, 1985). Обозначение «тест» сейчас не употребляется в данном контексте, так как он не соответствует комплексному сценическому развитию «первичной имагинации» на заданную тему. Кроме того, он сразу вводит в заблуждение, так как «тест» содержит в себе аспект оценки результата. Но при первом знакомстве с имагинацией пациенту может и не стать «лучше» или «хуже», в то же же время содержащаяся в слове «тест» оценка может преградить путь к пониманию. Помимо этого, сегодня мы в отличие от Лейнера исходим из того, что основная способность к процессу воображения, как и все кинестетические формы восприятия, доступна каждому (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»), и потому она не должна подвергаться испытанию, даже если используется теми или иными пациентами с различной степенью интенсивности (глава 2). По этой причине обозначение «тест» здесь неуместно. Если мы все-таки будем говорить о «тесте», тогда, скорее всего, о «тестировании отношений»: как и что из своего внутреннего мира пациент может донести в символическом, более неконтролируемом, более приближенном к чувствам виде именно в это время, именно этому терапевту через языковые сообщения, через ранее полученные представления, подвергая это цензуре, или же, по причинам защиты изолируя от аффекта, и как он может «делиться» этим с терапевтом? Эти действительно важные вопросы с их имплицитным значением переноса подвергаются на самом деле «тестированию» (пар. 7.7.2 – интерсубъективная парадигма).