Ролло Мэй - Взывая к мифу

«Вы можете быть уверены, – писал Макс Мюллер, – что сейчас, как и во времена Гомера, существует своя мифология, но только мы ее не ощущаем, так как живем в самой густой ее тени и избегаем мощного полуденного света истины» [15] Max Muller. «The Philosophy of Mythology», The Science of Religion (London, 1873), pp. 353–355. .

Вне всякого сомнения, нет никакого конфликта между наукой, если определить, что это такое, должным образом, и мифом, тоже правильно воспринимаемым. Это ясно дали понять Гейзенберг, Эйнштейн, Нильс Бор и бессчетное количество других современных великих ученых. Интересно отметить, что начало очень многим величайшим научным открытиям положили мифы. Мы не знаем ответ Эйнштейна на вопрос Фрейда: «Почему война?», который тот задавал в своем письме в защиту мифов. Но у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что этот ответ был утвердительным. Отношение науки к мифологии очень сжато выразил У. Б. Йейтс: «Наука – это критика мифа» [16] Henry Murray. «Myth and Mythmaking», 1960, p. 114. .

Однако проблема состоит не только в правильности определений. Она также связана с нашими внутренними убеждениями, это также и психологическая проблема, и проблема набраться смелости, чтобы взглянуть на «мощный полуденный свет истины».

Именно с помощью мифов человек поднимается над болотом обыденности, обретает силу, необходимую для ви́дения будущего и для реализации этого ви́дения.

Вообще говоря, существует два способа, с помощью которых люди общались друг с другом на протяжении всей долгой истории человечества со всеми ее взлетами и падениями. Один – это рационалистичный язык. Он носит конкретно-эмпирический характер и достигает своего высшего уровня в логике. В процессе общения произносящие некие слова люди сами по себе не имеют четкого отношения к истинности или ложности этих слов .

Второй путь – это миф, который является драмой, начинающейся как историческое событие и продолжающейся приобретением специфического характера как способа сориентировать человека по отношению к реальному миру. Миф или предание несет в себе ценности общества: с помощью мифа индивидуум находит ощущение собственной идентичности, как мы увидим в главе 2. Повествование всегда сосредотачивается на главном, а не на специфических деталях; это в основном является функцией правого полушария мозга. Мы можем утверждать, что узнаем «их» по их же мифам. Мифы объединяют в себе жизненные противоположности: сознательное и бессознательное, прошлое и настоящее, индивидуальное и общественное. Все это объединяется в некое повествование, которое передается из поколения в поколение. В то время как эмпирический язык апеллирует к объективным фактам, миф – к сущности пережитого человеком, к смыслу и значению человеческой жизни . В мифе с нами говорит человек во всей его полноте, а не только его разум [17] Читателям, у которых возникло желание более глубоко ознакомиться с этой тематикой, можно порекомендовать книгу Ernst Cassirer, An Essay on Man (New Haven: Yale University Press, 1944). .

В кинофильмах на мифологические сюжеты зритель может переноситься через века и оказываться в Древнем Риме или прогуливаться по улочкам древних Афин с Сократом. Или оказываться в будущем на борту космического корабля. Именно поэтому фильмы, кино в целом является таким специфическим видом искусства двадцатого века. Или общее настроение может мгновенно меняться – по воле автора фильма. Фильмы, основанные на мифических сюжетах, такие как «Взвод», могут привнести в жизнь ужасающие и невероятные переживания. Оглушающий шум, бескрайние джунгли, наркотики, змеи, изнасилования, фонтаны крови, сквернословие, жестокость вроде бы весьма приятных молодых людей – выпускников колледжа, а вдобавок человеческие качества солдат, которые и проявляют заботу друг о друге, и стреляют друг в друга, – это все мифы. Но миф – это не просто набор подобных символов: они должны быть встроены в повествование, которое обращено как к нашему сознанию, так и к бессознательному. Этот и другие фильмы транслируют нам некую картину, которая формирует суть мифа. Результатом является захватывающее и потрясающее душу повествование, в котором «мы не боремся с врагами, мы воюем с самими собой», как в самом конце фильма отметил один из персонажей «Взвода». После просмотра такого рода фильмов многие ветераны облегченно вздыхали и бормотали себе под нос что-то типа «Да, это было во Вьетнаме!» Кинофильм «Взвод» являет собой то, что Юнг назвал бы «тенью», а я в «Любви и Воле» называл чем-то «демоническим».

В 1987 году были произнесены и начертаны миллионы слов, чтобы описать, каким образом впали в немилость к обществу Джеймс Бейкер и Джимми Сваггерт – два лидера религиозного фундаменталистского течения; но когда всплывало имя Элмер Гентри, то все немедленно понимали, о чем идет речь. Элмер Гентри – это персонаж мифа о церковном деятеле, который оказывается вовлеченным в запретные сексуальные действия и замешанным в незаконном присвоении денежных средств. Автор этого мифа – Синклер Льюис. Этот миф, облеченный в форму романа, был написан за полвека до Бейкера и Сваггерта.

Таким образом, миф, как говорил Томас Манн, является вечной истиной – в отличие от истины эмпирической, которая может меняться с каждым утренним выпуском газет, в коих мы читаем о последних открытиях, сделанных в наших лабораториях. А миф – это нечто, что живет вне времени. Совершенно неважно, существовали ли когда-нибудь вообще мужчина по имени Адам и женщина по имени Ева; миф о них, записанный в Книге Бытия, до сих пор рисует картину того, как зарождается и развивается человеческое сознание, и эта картина применима ко всем людям всех времен и вероисповеданий.

Миф не является искусством, несмотря на то, что он используется во всех видах искусства; он обещает что-то большее; его предназначение и методы отличаются от того, что имеет место в искусстве. Миф – это форма выражения представлений человека о вселенной, о других людях, о своем собственном отдельном от всего остального существовании, о его ответах на все с этим связанное; форма, которая выявляет процессы мышления и ощущения. Миф – это проекция в конкретной и драматической форме всех страхов и устремлений, которые невозможно познать и выразить в любой другой форме [18] Lillian Feder. «Ancient Myth in Modem Poetry» (Princeton: Princeton University Press, 1971), p. 28. .

История о царе Эдипе – это древнегреческая сказка, которая в пересказе Гомера приобрела все пропорции мифа, а под пером Софокла стала мифом о герое, который ищет свою собственную действительность, такого типа поиски в наше время называются поисками своей идентичности. Человек, который, как и царь Эдип, восклицает: «Мне нужно понять, кто я такой!», а затем восстает против реальности, в которой существует, является неким символом не только для древних греков, но и для всех нас в нашей полной противоречий борьбе, направленной на поиски своей идентичности. Именно поэтому Фрейд поставил миф об Эдипе в центр всей своей обращенной к его современности психологии. Как и большинство древнееврейских и древнегреческих мифов, это повествование о борьбе в семейном треугольнике реализуется в самых различных формах в случаях с людьми, принадлежащими всем культурам, так как каждый рождается от матери и отца, а далее вынужден тем или иным путем восставать против них – именно это является сутью классического случая с Эдипом.