Дмитрий Семеник - Освободи себя. Как преодолеть насилие и его последствия

Ребенок должен понять, что не к каждому мнению он должен прислушиваться. Показать, что это не тот человек, на которого нужно обижаться. Дети очень хорошо понимают фразу: «Ему больше нечего дать миру». Ему больше нечего предложить, кроме как за счет тебя возвыситься в глазах себе подобных.

Здесь важно, чтобы были друзья, которые тебя принимают и поддерживают.

В нашей ситуации нарушилась речь. Произошел парез артикуляционных и глотательных мышц, потому что была гематома в основании черепа, которая нарушила какой-то баланс в теменной области. Мало того, еще была нарушена работа речевого центра, он говорил не все и так, что не понять. Во рту была каша. Мы очень долго лечились во взрослой клинике. И то, звонили мальчики, я их всех предупредила, они пытались ему что-то рассказывать. С ним мы договорились так, что ты говорить будешь какие-то отдельные слова. Когда ты говоришь отдельное слово, ты можешь себя слышать. А я ребятам скажу, что тебе нельзя говорить много.

– За помощью к психологу нужно обращаться сразу после травмы?

– Когда это случилось, я знала не так много о проблемах переживания последствий насилия. Я начала звонить во всевозможные психологические центры и спрашивала, что же делать. Мне говорили, когда пройдет шесть месяцев, тогда приходите. А до этого, что мне было делать? Мне никто помочь не смог. И тогда, отчаявшись, я была вынуждена привлечь своих педагогов, просто в-наглую, понимая, что все они заслуженные люди. Позвонила им, они меня вспомнили и начали мне помогать.

– Так куда надо обращаться?

– К психотерапевту.

– Но если Вы говорите, что они не берутся за такие случаи?

– Изначально все зависит только от близких. Мне кажется, что основа выздоровления – это как вы поведете себя в первые дни. А по истечении шести недель ходить к психологу… К психологу все равно обязательно нужно сходить. Пройти хотя бы психотерапию посттравматической реакции. После шести недель уже обозначатся проблемы, с которыми надо продолжать работать.

– То есть дальше уже психолог? – Семья продолжает работать сама с собой, а психолог корректирует либо говорит, что вы все правильно делаете.

До шести месяцев вы все равно будете иметь какие-то проявления. Пусть эти нарушения будут минимальные, но они все равно будут присутствовать. Ребенок не всегда будет адекватен в своих реакциях, это нормальное состояние, и вы реагировать на него должны нормально. Если он взорвался, вы не должны ему отвечать таким же эмоциональным взрывом, как бы тяжело ни было. Но когда он успокоится, вы ему должны сказать, что так нельзя реагировать. Вы его не наказали, вы поняли его в этой ситуации, что он не контролирует себя.

Рисование, чтение, музыка, если возможно. Очень здорово подросткам помогает ритмичная музыка с кривлянием, с придурью, с ором. Дать ему возможность раскрепоститься таким невинным образом.

Если нет травм, боксерская груша.

– А на данный момент, какие трудности приходится преодолевать Вашему сыну?

– Самое главное – чтобы человек осознал свои проблемы. Все время своей болезни он не осознавал. Ему мешало нарушение речи, но он считал, что у него все нормально. Это не нормально у папы, у мамы, он сказал, что папе с мамой нужна помощь, потому что они плохо слышат.

Это было самое тяжелое, чтобы заставить его принять и сказать: «Да, у меня есть такое и мне нужно научиться с этим жить, это корректируется нашими действиями, которые мы предпринимаем».

– А как ему правильно дать понять, что это есть и что он с этим должен научиться жить? Как ему помочь это принять?

– Ни в коем случае нельзя говорить, что все нормально. Вот говорят, что нужно не делать больно. Нужно четко привести к тому, что «я тебя люблю (с этой фразы всегда должно начинаться) и я хочу, чтобы там, во взрослой жизни, ты был самостоятельным, чтобы ты смог обеспечить себя, обеспечить семью, чтобы у тебя не возникало трудностей в существовании во взрослом мире. И поэтому нам сейчас нужно ликвидировать все последствия, которые были. Я со своей стороны могу тебе помочь. Я могу оплатить, я могу с тобой заниматься, я могу собрать все документы, я с тобой съезжу, я буду забирать тебя на выходные, устраивать тебе какие-то маленькие праздники, но если ты не хочешь лечиться, я ничего не могу сделать. Ты должен признать это и знать, что надо с этим делать».

Нам было чуть проще, у нас был опыт лечения тяжелой астмы в раннем детстве. «Вспомни, как было, вспомни, сколько сил мы приложили для того, чтобы болезнь стабилизировалась, и сколько сил нам нужно было, чтобы ты смог нормально учиться вместе со всеми детьми. Ты помнишь?» – «Помню». – «Что ты делал для этого?» – «Это и это». – «Ты делал? Тебе помогло? Ты сейчас нормальный? Ничем от других детей не отличаешься?» – «Нет». – «Ну, ты же делаешь ингаляции до сих пор?» – «Да». – «Что ты сделал? Ты купировал заболевание, чтобы нормально функционировать. Чтобы было нормальное жизнеобеспечение. Заболевание есть и никуда не делось, но ты довел его до такого состояния, что оно тебе не мешает жить нормально, как ты хочешь, ты контролируешь свое состояние…»

Это было самым тяжелым – заставить признать свои слабости. Очень тяжело было объяснить эту астению. Работоспособность была 7–8 минут и дальше он «уплывал». «Работать все равно надо, потому что ты же не хочешь остаться на второй год со своим ростом метр девяносто?» – «Не хочу». – «Тогда давай работать. Давай пять минут, давай семь». Мы составляли график. И он прекрасно видел, как растут результаты. Я контролировала прием лекарств, но старалась, чтобы он это делал сам, чтобы он понимал, что это надо.

– Получается, что родителям, возможно, сложнее, чем детям. Сложнее справиться с желанием наказать виновного. Сколько нарушений у ребенка и страшно подумать, что это из-за какого-то напившегося подонка, который случайно вашего ребенка избил.

– Закрыть глаза на такое очень трудно. Либо тебе придется потом расплачиваться какой-либо психосоматикой, которая вылезет, либо какими-то другими серьезными заболеваниями и нарушениями. Как правило, страдают мамы.

В первую ночь после травмы нам вправили нос, загипсовали руку. И первое, что мне пришло в голову, – как же мне выходить на работу. Я работаю с такими же детьми как тот, кто его избил. Это было настолько страшно, и первое, что я поняла, что я не справлюсь. Мне предложили больничный лист, я его с радостью взяла. Потому что я понимала, что на это нужно время, что сейчас я не смогу заниматься любимым делом. Потом мне пришлось обратиться к помощи друзей, чтоб эта идея не стала сверхценной, за помощью к психологу.

– Могут ли за полгода психолог и родители помочь избавиться от последствий травмы?