Уэйн Дайер - Как поверить в себя

Я оставался у Сталя до окончания средней школы, уже через пару лет став помощником управляющего, закрывая магазин и отвечая за безопасность и за распределение денег, работая при необходимости мясником и дежуря. Я обретал большую свободу над своими рабочими часами и занятиями по мере того, как рос от мальчика на побегушках до кассира, потом до мясника и помощника менеджера. Я получал хорошие деньги и радовался своей работе, но знал, что эта карьера не для меня.

По окончании средней школы я записался в военно-морской флот. Я знал, что мне придется служить, и знал также, что не хочу маршировать в колонне, носить оружие и быть потенциальным убийцей. Я не мог делать этого никогда и не смог бы сегодня. Я хорошо прошел тесты и был сначала зачислен в школу коммуникаций, а затем отправлен на остров Гуам в Тихом океане. Всякая работа, которую мне удавалось получать за четыре года службы, была направлена в сторону большей свободы.

Но в самый первый раз, когда мне пришлось участвовать в смотре личного состава, я пережил внутреннее отвращение, которое невозможно описать. Того, как молодой офицер осматривал качество моего бритья, критически исследовал мою униформу и сообщил мне, что моя обувь недостаточно блестит, было достаточно, чтобы вывернуть мой желудок. Я знал, что не смогу выдерживать такое положение в течение четырех лет, и поэтому тщательно выстроил в уме картину, как я буду избегать всех следующих смотров. И за четыре года меня больше ни разу не осматривали. Никогда! Никто не знал об этом принятом мною решении, даже самые близкие друзья. Я просто переместился в сторону большей свободы, получая назначения на различные должности, позволявшие избегать инспекции. Я стал шифровальщиком, начальником центра передач. Даже внутри столь режимной системы, я смог расширить свободу в своей жизни.

Через четыре года, будучи унтер-офицером срочной службы, я понял, что настала пора для драматических перемен в моей жизни. О сверхсрочной службе не было и речи. В каждый день получки я наблюдал, как мои одногодки напиваются вдрызг, просаживая всё только что полученное жалованье, а остальное время проводят за чтением комиксов, постепенно опускаясь все ниже.

За восемнадцать месяцев до окончания службы, еще будучи на Гуаме, я взял с себя слово поступить в колледж. Я знал, что у меня не было необходимых средств, так что в течение полутора лет я ухитрялся жить на 10 процентов своего жалованья, откладывая остальные 90 процентов. Именно так. В течение восемнадцати месяцев я откладывал 90 процентов своего жалования, помещая их на банковский счет, чтобы оплатить четыре полных года учебы.

Никто из моей семьи никогда не учился в колледже, но я сфокусировался на поступлении в университет штата в Детройте. Никому из моей семьи не удавалось накопить необходимых для учебы денег, но я сконцентрировал все свои мысли на том, что имел, – на банковском счете, который устойчиво рос каждые две недели. Я расширял то, о чем думал, а думал о том, что имел, а не о том, чего не имел, чего не было в истории моей семьи.

Я принял решение стать учителем, потому что любил выступать перед аудиторией, любил молодежь, и мне особенно нравилось заканчивать работу в три часа и быть свободным целое лето. Аспект свободы в работе преподавателя имел очень важное значение. Я знал, что смогу делать все, что захочу, за закрытой дверью классной комнаты. Я знал, что у меня будет много свободного времени, чтобы повышать образование по вечерам. Меня даже не смущало то, то что в свои двадцать два года я был лишь первокурсником, в то время как мои одногодки уже заканчивали колледж или даже начинали трудовую карьеру.

Будучи учителем, я очень любил свою работу. Но в скором времени я начал замечать, что потерял значительную часть своей свободы. Мне нужно было каждый день находиться в одной и той же классной комнате, в одни и те же часы в течение всего учебного года. Администрация навязывала мне учебные планы, говорила, какие комитеты я должен был обслуживать и когда я должен являться на факультетские собрания. Мое время было слишком расчерчено. Мне не нравилось, что я должен был в течение сорока недель каждую пятницу в 2 часа пополудни находиться в аудитории 223. Я убеждался, что во все большей степени терял контроль над тем, как проводить свои дни. Во имя работы я отказывался от значительной части свободы и изобилия, которыми так дорожил.

В то время я обратил внимание, что школьные психологи обладают гораздо большей свободой, чем учителя. У них были свои кабинеты, они сами составляли свои рабочие графики и могли покидать школу на обеденный перерыв, поскольку не были связаны расписанием с каким-то классом и часами. Они также могли работать с учащимися один на один и приходить и уходить, когда хотели. Конечно, психологу необходимо было выполнять много важной работы, но всю ее можно было делать по собственному графику.

Так я решил получить степень магистра, чтобы стать школьным психологом. И я полюбил психологию. И полюбил свои исследования. Мне нравилось находиться в школьной обстановке, где повсюду молодежь. Мне нравилась обретенная свобода, так контрастировавшая с работой учителя. Мой день был таким, как я хотел и мне не приходилось жить и дышать по школьному расписанию.

Однако я заметил, что профессора в колледже, учившие меня на психолога, ходили в университет лишь по два-три дня в неделю, и их графики были гораздо свободнее моего: у них было много свободного времени на научные исследования. А мне как-никак приходилось бывать в своем школьном кабинете пять дней в неделю в течение сорока недель каждый год, и мои дни были заполнены школьными обязанностями. Мне хотелось еще больше свободы, и я немедленно отправился в докторантуру, с целью основательно подготовиться, чтобы стать университетским профессором.

Преподавание на университетском уровне – чудесный опыт, и я наслаждался им в течение шести лет. Все мои учебные и кабинетные часы нагрузки укладывались в три дня в неделю. Фантастика! Три дня на колледж, и четыре для себя – чтобы писать, консультировать, обладать контролем над собственной жизнью и судьбой. Относительная свобода такой жизни в сравнении с работой в школе – это как небо и земля. Но я все-таки зависел от университета в смысле свой зарплаты. Мне все равно навязывали учебный календарь и учебные планы. Меня все больше нагружали работой в комитетах. Я должен был заниматься исследованиями и работать с аспирантами.

В глубине души я понимал, что мне необходимо взять на себя полный контроль над своей повседневной жизнью, если я хочу когда-либо обрести изобилие, о котором я могу сегодня писать. Но, разумеется, как и всякому, мне нужно было думать о деньгах, о счетах, о семье.