Владимир Никитин - Арт-терапия. Учебное пособие

Таким образом, природа сохраняет за больным способность к телесному выживанию, ограничивая его возможности рационального познания. По-видимому, при апраксии тело берет на себя функции «субъекта», и уже телу, а не сознанию принадлежит мир. Именно поэтому при осуществлении Шнайдером предварительного поискового действия «в движении принимает участие все тело (курсив наш. – В. Н. ), и больной никогда не сводит его, как это сделал бы нормальный человек, к строго необходимым жестам… Вся операция происходит в пределах феноменального порядка, она не затрагивает объективного мира» (там же, с. 145–146). Говоря по-иному, через конкретное движение субъект – Шнайдер вступает в контакт с миром, минуя контроль своего поведения со стороны рационального сознания.

Как отмечает М. Мерло-Понти, в отличие от конкретного движения, посредством которого «берут», «схватывают», абстрактное движение выполняет иную функцию: оно «показывает», «указывает» (там же, с. 143). Но «показывается» уже означенное, «указывается» нечто означаемое. Это означенное – означаемое есть воображаемая, представляемая, описываемая, но не воплощенная в материю абстрактная идея.

То, что является в воображении, не обладает завершенной целостной формой; конфигурация элементов формы складывается на основе представлений об их значении в процессе выполнения действия. То, что воплощается в движении, – это не выражение напряжений тела, обусловливающих качество движения, это представление субъекта о способе воплощения символической идеи и чувства. Целостность движения указывает на его интенциональную природу. Внимание субъекта связывает значения ощущений и чувств, смыслов и парадоксов с воображаемым действием.

Целостный образ действия выстраивается на основе архитектонических проявлений телесного и идеального, придающих движению характер пластической завершенности, эстетической ясности. Об архитектонической природе структуры двигательного акта говорят исследования семантических связей вербального знака и двигательного акта, проведенные А. Р. Лурия с учениками (Лурия, 1971). С точки зрения В. Ф. Петренко, «значение – это обобщенная идеальная модель объекта в сознании субъекта, в которой фиксированы существенные свойства объекта, выделенные в совокупной общественной деятельности» (Петренко, 1998, с. 10).

В эксперименте А. Р. Лурия в качестве объекта выступали понятия, обозначающие музыкальные инструменты определенного семиотического класса (скрипка, мандолина). Предъявление данных понятий реципиентам сопровождалось отрицательным подкреплением (ударом электротока). Повторное прослушивание семантически близких по значению слов вызывало оборонительную реакцию, а понятия, которые опосредованно связаны с названиями инструментов (соната, концерт и т. п.), провоцировали ориентировочную двигательную реакцию . Слова, семантически не связанные с подкрепляемыми понятиями, не вызывали ни оборонительной, ни ориентировочной реакции.

Результаты представленного эксперимента позволяют осуществить диагностику психического состояния и уровня сознания реципиента по характеру телесного и эмоционально-чувственного реагирования на предъявляемый стимул:

1) здоровая психика – адекватная двигательная реакция отражает характер понимания семантических связей близких по значению понятий (скрипка – виолончель);

2) психические нарушения различной тяжести – реакция на вербальный раздражитель зависит от фонетической составляющей предъявляемых реципиенту слов (скрипка – скрепка), т. е. определяется характером их словесного выражения (тембр, темп, сила речи).

Следует отметить, что к абстрактному движению относятся телесные действия, не обращенные на объекты среды. Движение направляется не на кого-то или на что-то, находящееся во внешнем по отношению к субъекту поле, а на само себя. Оно само является предметом исследования со стороны выполняющего его субъекта. Иными словами, абстрактное движение осуществляется не в сторону предметного мира, а по отношению к «Я», которое его организует. В процессе его выполнения тело «переходит» из сферы актуального действия в пространство воображаемого.

Неспособность выполнять абстрактное движение, обнаруженная у больного Шнайдера (в работе М. Мерло-Понти), обусловлена его невозможностью определять самого себя для себя. Согласно Гольдштейну, «абстрактное движение и Zeigen (показывать) зависят от способности зрительного представления», в то время как конкретное движение по своей сути является подражательным. В случае со Шнайдером больной компенсирует скудость информации, получаемой посредством зрительного восприятия, активизацией кинестетических и тактильных способностей [13].

Г. Гольдштейн делает вывод о том, что различие между конкретным и абстрактным движениями можно свести к различию между тактильным и зрительным типом восприятия. М. Мерло-Понти идет дальше: он связывает возможность выполнения абстрактного движения со способностью субъекта осуществлять «проекции» («вызыванию»), т. е. со способностью к представлению и фантазированию. Однако в своих рассуждениях М. Мерло-Понти следует парадоксальной логике, отмечая: «…чтобы играть им (телом. – В. Н. ) по велению фантазии, чтобы описывать в воздухе движение, определенное лишь словесной инструкцией… мне надлежит перевернуть естественное отношение тела и окружения» (Мерло-Понти, 1999, с. 154).

Мы придерживаемся иной точки зрения. В описанном случае субъектом действия выступает больной, транслятором вербальной инструкции – врач. Представления больного о форме движения не являются результатом его фантазий – они определяются установками врача. Не больной играет своим телом, так как оно недоступно ему в качестве объекта осознанного восприятия. Само тело, вне связи с его рациональным «Я», «продуцирует» движение.

Через призму исследования генезиса абстрактного движения открывается и содержание понятия «со-знание». Со-знание – это знание субъектом функций и качеств интенционируемого объекта в сополагании со знанием себя. Исследуя формы проявления бытия и опираясь на получаемое знание, человек познает содержание собственного бытия. Познавая мир, он познает себя; познавая себя, он познает мир.

В реальной действительности индивид не отчуждает себя от среды, он слит с ней, получая информацию о ней и себе как посредством рационального мышления, так и благодаря телесному опыту, накапливаемому вне ведении ума. Это знание является со-знанием, так как оно соотносится с процессом самопознания. Не этим ли «сознанием» обладает ребенок, встраивающийся, «врастающий» в среду, «открывая» ее для себя и «познавая» ее без участия рационального мышления? По-видимому, ребенок обладает «неосознанным» сознанием, тем, что Э. Вильянуэва определял как «феноменальное сознание». Феноменальное сознание «образует типы или классы» (Вильянуэва, 2006, с. 177), обеспечивающие опознавание и означивание воспринимаемого объекта, феномена, впечатление от которого имеет устойчивый, единообразный характер.