Игорь Вачков - Введение в сказкотерапию, или Избушка, избушка, повернись ко мне передом…

Однако «расхождение путей» мифологических и художественных текстов оказалось недолгим. Встреча произошла впервые особенно ярко в литературе эпохи Возрождения, а потом в XIX веке – в произведениях основоположника «неомифологизма» Вагнера, который считал, что народ именно через миф становится создателем искусства, что миф – поэзия глубоких жизненных воззрений, имеющих всеобщий характер.

Но только начало ХХ века оказалось по-настоящему благотворным для расцвета литературы, ставшей предвестницей современных мифологизированных и сказочных жанров. Мифология в силу символичности, изначально ей присущей, оказалась удобным языком описания вечных моделей личного и общественного поведения, неких сущностных законов социального и природного космоса. Великая тройка писателей-мифотворцев – Томас Манн, Джемс Джойс и Франц Кафка – реабилитировала миф в литературе полностью и, думается, надолго. Появились многочисленные литературные сказки, вошедшие не только в сокровищницу мирового искусства, но и в арсенал современных психологов-сказкотерапевтов: произведения Лаймена Фрэнка Баума, Джеймса Барри, Карло Коллоди, Джанни Родари, Астрид Линдгрен. А к середине ХХ века приемы мифологизации были развиты и приобрели совершенно особые черты в книгах родоначальников жанра фэнтези Дж. Р. Р. Толкиена и его друга Клайва С. Люиса.

Не буду останавливаться на всех этапах развития сказочной литературы и проявления в ней мифологизма: приведенных примеров достаточно, чтобы удостовериться в богатых традициях. Именно мифологизация и сказочность предоставляют возможность писателям на основе имеющихся литературных традиций выйти за пределы обыденной реальности, преодолеть ограничения привычных сюжетов. По-видимому, именно в последние годы мифологизм в искусстве достиг своего расцвета, что и отразилось в росте популярности сказок.

Третий фактор – мифологизм человеческого мышления.Одна из причин непреходящего интереса людей к сказкам – сохранение у современного человека мифологического мышления. Иначе говоря, мифологический тип сознания – вовсе не достояние прошлого, он и сейчас реально существует.

Но сначала разберемся с тем, что такое вообще мифологическое мышление.

По А. Ф. Лосеву ( Лосев , 1990), в мифологическом мышлении не различаются: объект и субъект, вещь и ее свойства, имя и предмет, слово и действие, социум и космос, человек и вселенная, естественное и сверхъестественное, а универсальным принципом мифологического мышления является принцип партиципации («все есть все», логика оборотничества).

Можно говорить, что мифологическое мышление выражается в неотчетливом разделении субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и ее атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений, происхождения и сущности. А. Ф. Лосев подчеркивает, что миф – не схема или аллегория, а символ, в котором два плана бытия неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное тождество идеи и вещи.

Для мифологического сознания и порождаемых им текстов характерна прежде всего недискретность, слитность, изо- и гомоморфичность передаваемых этими текстами сообщений. То, что с точки зрения немифологического сознания различно, расчленено, подлежит сопоставлению, в мифе выступает как вариант (изоморф) единого события, персонажа или текста.

Концепция К. Г. Юнга ( Юнг , 1996) и специально проведенные эксперименты доказывают, что даже современный цивилизованный человек в своей реальной жизнедеятельности руководствуется подчас не осознанно принятыми решениями, базирующимися на рациональном мышлении, а установками, имеющими мифологизированный характер и не подчиняющимися законам формальной логики. Отсюда – неосознанное стремление к мифам и сказкам.

Установление Юнгом известных аналогий между различными видами человеческой фантазии (включая миф, поэзию, сказки, бессознательное фантазирование во сне), его теория архетипов расширили возможности поисков ритуально-мифологических моделей в самой психике. Юнг (кстати, увлеченный сказочно-мифологическими мотивами произведений Вагнера) не просто создал новую психологическую школу – он открыл человечеству неожиданные глубины психического, связанные с мифологизмом; его идеи послужили основой для создания огромного числа художественных произведений, в том числе и фантастических, и сказочных.

Последователи школы Юнга неустанно демонстрируют проявления архетипического в самых разных аспектах жизни человека. Литература и фантастика, по их мнению, являются ярчайшими проявлениями мифологизированного содержания коллективного бессознательного.

Четвертый фактор – специфические свойства метафоры.Оценивая роль метафоры и сказки в человеческой психике, О. А. Свирепо и О. С. Туманова пишут: «Именно это свойство – способность перекраивать реальность так, чтобы сохранить ее элементы, придавая им новый смысл, – делает ее столь ценным инструментом психотерапии. Принцип метафоры используют для того, чтобы по-новому расставить акценты, помочь пациенту переосмыслить свой опыт… То есть для того, чтобы метафора была эффективной (это в равной степени касается и символа, и образа), необходимо, чтобы она чем-то напоминала «первичные метафоры», «первичные мотивы», как бы работала на соответствующей частоте» ( Свирепо, Туманова , 2004, с. 16).

Любопытно, что именно эти особенности метафоры отражены в современных романах жанра фэнтези, литературных сказках, фантастических кинофильмах. В них авторы, осуществляя научно-технический и социальный прогноз, мифологизируют будущее, а осуществляя философско-познавательную функцию в отношении эволюции человека и общества, опять-таки создают новый миф о реальности. То есть современные «сказочные» произведения опираются на прошлое (через древние мифы), по-новому толкуют настоящее (творят миф о действительности) и устремляются в будущее (ставя миф в качестве цели или прогноза). Культурно-психологические факторы, таким образом, не могут не влиять на запросы читателей, которые сознательно или бессознательно нуждаются в подобной «мифологической подпитке».

О. В. Защиринская выявляет ресурсы образа дурака в русских сказках: «Абсурд как изыск интеллекта является мощнейшим мотиватором к самоизучению и психокоррекции. Сказка ведет нас к человеческим ценностям, разуму от обратного, предъявляемого в гротескной форме. Давайте ужаснемся и сразу начнем думать в пользу позитивного самоизменения. Сказка – целитель сознания человека, затерявшегося в хаосе безумия и абсурда повседневности. Простота героя-дурака придает нам чувство веры в постижение возможностей собственной воли, интеллекта и могущества. Каждый – творец своей судьбы в этнокультурном контексте!» ( Защиринская , 2001, с. 39).