Александр Тхостов - Психология телесности

Признание онтологии субъективности ставит нас перед необходимостью решения целого ряда сложных теоретических проблем, не существующих в рамках рефлекторного объективистского подхода, в котором возможность возникновения как отдельного ощущения, так и целостного образа ограничивается только наличием стимула и соответствующего сенсорного аппарата, способного его воспринять, рецепторов, содержащих «специфическую энергию», и «проводниковых путей», передающих сигнал к рецепторам коры, а затем к афферентным звеньям. Опознание осуществляется по принципу «замок-ключ», и в качестве идентичных будут выступать все сигналы, обладающие общим свойством включения рецептора.

Несмотря на очевидную простоту и логичность рефлекторной схемы, она, тем не менее, не в состоянии объяснить реальную работу восприятия, и к настоящему времени накоплено большое число убедительных теоретических аргументов и экспериментальных фактов, показывающих принципиальную ограниченность рефлекторной парадигмы и невозможность построения в ее рамках непротиворечивой модели познавательных процессов ( Узнадзе , 1966; Брунер , 1977; Коршунов , 1979; Ильенков , 1979; Лекторский , 1980; Смирнов С.Д. , 1985). Ее критика велась с самых разных сторон.

Во-первых, со стороны физиологии, продемонстрировавшей на теоретических моделях и в конкретных экспериментах невозможность построения даже элементарного движения без опережающего «нерефлекторного» характера отражения ( Бернштейн , 1947, 1966; Анохин , 1968) (хотя сам оксюморон «опережающего отражения», на мой взгляд, очень хорошо демонстрирует методологические затруднения). В рамках рефлекторной схемы оказалось невозможным объяснение даже отдельных ощущений, например боли. Хотя самоочевидная биологическая ценность боли, сигнализирующей о повреждении тканей, должна была бы обеспечивать ее базовый характер и основываться на самом простом и чисто физиологическом механизме, многие факты говорят о том, что боль зависит не только от величины повреждения, и ее восприятие не определяется только свойствами раздражения ( Melzack , 1961; Крыжановский , 1997; Мелзак , 1981).

Во-вторых, этому противоречат многочисленные психологические эксперименты, свидетельствующие о том, что человек воспринимает реальность отнюдь не так, «как она есть» ( Gibson , 1950, 1966; Fraisse , 1967; Грегори , 1970, 1972; Ительсон , 1971; Тоидзе , 1974; Уоллах , 1976; Turvey, Show , 1979; Fodor, Polyshyn , 1981; Смирнов С.Д. , 1981). «Тезис о прямом характере восприятия… совершенно явно противоречит основному массиву накопленных в психологии данных о перцептивных процессах. От описанных в прошлом веке куба Неккера и оптико-геометрических иллюзий до более современных демонстраций Эймса и примеров неоднозначности предложений в порождающей трансформационной грамматике (Н. Хомского. – А.Т .) бесчисленные феномены свидетельствуют о том, что внутренняя репрезентация стимулов может быть неопределенной, неустойчивой, вызывающе неадекватной» ( Величковский , 1982, с. 272–273). Поступающая информация обладает гигантским числом степеней свободы и не может служить единственным источником ориентации без адекватного отбора и структурирования. Вопрос же о том, какие впечатления будут восприняты и как будет репрезентирована стимуляция, решается на стадии процесса, предшествующей самому воздействию стимула. Субъект не просто улавливает стимульное воздействие, а выбирает его, или даже, вернее, активно его ищет. Причем стимул, который ищется, уже заранее имеет определенную интерпретацию, значение и эмоционально-личностный смысл. Они как бы предшествуют стимулу, а не «вытягиваются» из него ( Столин , 1976). В этом смысле описанию процесса восприятия более адекватна метафора «кувшина», придающего воспринимаемому свою форму, нежели метафора «печати», без изменений передающей форму воспринимаемого ( Ортега-и-Гассет , 1990).

Характер восприятия невозможно вывести из знания условий стимуляции, даже при переходе к переменным самых высоких порядков. Так, «отдельные признаки глубины получают статус реальных факторов в определении пространственной организации воспринимаемого, только будучи взяты по отношению к наличной в восприятии перцептивной гипотезе» ( Пузырей , 1980, с. 17–18).

Та или иная стимуляция может быть правильно воспринята лишь при наличии идущей вовне активности субъекта. «Характеристика отражения как опережающего предполагает, что оно не является результатом только изменений, вносимых отражаемым объектом в отражающий. Напротив, сущность отражения, определяющая направление его развития от более низких к более высоким формам, заключается в способности отражающего субъекта развивать встречный процесс, в ходе которого осуществляется объективирование, выражение вовне его внутренней природы… Это предположение дает систему теоретико-методологических аргументов для критики механистических теорий психического образа как результата одностороннего запечатления внешнего во внутреннем. Это тем более актуально, что подходы такого рода претендуют на статус единственных последовательно материалистических концепций» ( Смирнов С.Д. , 1985, с. 129).

Что же противопоставляет субъект воспринимаемому им миру, что, собственно, является истинным психологическим инструментом (помимо очевидного наличия сохранных и работающих органов чувств) «вычерпывания» информации из мира? При ответе на этот вопрос необходимо помнить, что перцептивный образ, рождающийся в результате этой встречи, существует именно в виде субъективных качеств, не содержа в себе ничего из вещества стимула. Стимуляция приобретает свое субъективное существование лишь «отливаясь» в форму субъективных единиц. При этом очевидно, что эти единицы находятся в некоторой системе, так как мы не воспринимаем каждый раз стимул в новом его качестве (хотя невозможно представить даже двух полностью идентичных проявлений стимула, имеющих бесконечное количество степеней свободы проекции, интенсивности, условий появления и пр.). Короче говоря, воспринять стимул – значит отнести его к некоторой категории. «Восприятие предполагает акт категоризации. Фактически… происходит следующее: мы предъявляем субъекту соответствующий объект, а он отвечает путем отнесения воспринятого раздражителя к тому или иному классу вещей или событий. На этой основе только и могут строиться любые наши теоретические рассуждения» ( Брунер , 1977, с. 13).

С этой точки зрения восприятие ничем не отличается от познания вообще и нет никаких оснований предполагать, что законы категоризации резко отличаются от законов понятийной деятельности. При этом совершенно необязательно, чтобы они были осознанными или произвольными. По мнению Дж. Брунера, развивавшего старую идею Г. Гельмгольца о «бессознательных умозаключениях», «…теория восприятия должна включать, подобно теории познания, какие-то механизмы, лежащие в основе вывода и категоризации» ( Там же , с. 14).