Вячеслав Киреев - Книга-беспокойство

© Вячеслав Киреев, 2016

ISBN 978-5-4474-5080-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Около года тому назад мною было написано эссе или маленькая книжица, или рефлексия, или, как кто-то определил намётанным глазом спеца, «сублимация беспокойства», а именно – «Книга-беспокойство». Лишь в последние пару месяцев я получил какие-то внятные комментарии по поводу написанного или, с другой стороны, прочитанного, и мне захотелось что-то прояснить и довести до полной готовности местами сыроватый материал. Иными словами – внести как можно полную ясность, что я хотел всем этим сказать, и почему не позволяю своему «детищу» жить свободной, независимой жизнью где-то в информационных просторах или чьих-то умах, а возвращаюсь к нему и снова что-то ворошу. Видимо, беспокойство не полностью сублимировалось (требования стиля не позволяет вставлять здесь «стилизованные графические изображения улыбающегося лица», в просторечии смайлики, без которых иногда сложно уловить мой реальный посыл, в частности, самоиронию).

Итак, что, главным образом, побудило меня написать «Книгу-беспокойство» – это видение некоей общей основы или общего знаменателя или, по крайней мере, единой точки отсчета для разного рода духовных или философских традиций. Это видение сплелось из моей внутренней опытности, «микро-озарений», знакомства с религиозной, философской и психологической мыслью, наблюдений и сопоставлений, что позволяет говорить о некоторой основательности моего взгляда и его возможной полезности для более, чем одного лица. Кто-то может спросить, в чем, собственно, эта польза? Если учесть, что огромное число конфликтов на этой Земле связано с разделением на «свой-чужой», нередко несправедливым, бессмысленным, высосанным из пальца, а также другими видами духовного невежества, то какая-то широкая, описывающая всех, а также расставляющая всё по своим местам окружность, вероятно, смогла бы устранить некоторые искусственные барьеры и порождаемое ими зло. Сказано: «Блаженны миротворцы». Т. е. в каком-то смысле я беру на себя миротворческую миссию, хотя делаю это с мечом – мечом различения, который в чьи-то души мира точно не принесет, и не без некоторой оглядки на тех, кто справедливо может спросить: «По Сеньке ли шапка?» На это можно ответить – главное, чтобы шапка не горела. Мой взгляд стоит любого другого, и если в итоге он где-то растворится и никому не принесет никакого блага, значит, поделом. Стоит здесь сказать, что существует множество других форм передачи тех же самых истин (не побоюсь этого слова), более удобоваримых, на которые традиционно опираются многие учения. И если, скажем, кто-то осознаёт всю подноготную заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя» или «Живите в настоящем моменте», или «Будьте непривязанными», или «Соблюдайте умеренность», или «Будьте невинными как дети и мудрыми как змеи» и т. д., а тем более успешно это практикует – моя писанина точно предназначена не для этих людей. Скорее, перед ними я сниму свою шапку. Я же пишу так, как ложится мне на душу, а ложатся туда несколько более замысловатые формулировки, хотя при всём при этом я осознаю преимущества краткости, простоты, аллегоричности и т. д., в общем, любой недосказанности или иносказательности. Поэтому «Книга-беспокойство» сложна для восприятия, она непоэтична, хотя и сдобрена цитатами стихов, на нее нужно «взбираться», включать работу мысли и воображения, а не, скажем, проглатывать как суфле. В противном случае, она может застрять в горле словно рыбья кость. В общем, снова предлагаю на суд читателя свою книжицу, незначительно дополненную (главным образом, иллюстрациями), заведомо обо всём предупредив.

Если верить чтимому мною писателю и поэту, выходит, я утратил покой, раз собираюсь здесь наговорить на целую книгу или, точнее будет сказать, книжицу. Честно признаться, он прав, покой мой действительно омрачен. Вопрос в том, кому нужно мое беспокойство, зачем его навешивать на чужие головы, если у каждого его хватает и так, нередко, выше головы? Вероятно, читательский интерес должен вызваться тем, что помимо беспокойства внутри меня есть тихий уголок. Эта тишина будет мне и ответом, и прибежищем. Речь же пойдет, словами другого поэта, «о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви» – вещах, действительно стоящих огласки. Но сам я не поэт, и вышеозначенные мотивы буду раскладывать на «элементарные частицы», рассматривать их «под микроскопом», выводить какие-то закономерности и т. д. В общем, вряд ли я смогу усладить чей-то слух, и дело даже не столько в моем поэтическом бессилии. Говорят, дьявол, читай ненависть, кроется в деталях. Если их проговорить, вывести на свет Божий – зачастую в ущерб благозвучию – то можно изгнать нечистого с занятых им рубежей. По крайней мере, попытаться. Но хватка его крепка, и в этом, пожалуй, главная причина моего беспокойства.

В одной из школ Суфизма, «глубоководного» течения Ислама, самым страшным грехом считается быть оскорбленным. Возможно, это вызовет недоумение у тех, кому более созвучно традиционное понятие греха, как-то: «Не убей», «Не прелюбодействуй» и т. д. Суфийская же заповедь заходит с несколько иного бока. Говорят, Бог есть истина. И еще, Бог непоругаем. Равнозначным этому будет сказать – истина непоругаема. Продолжая в том же ключе, тот, кто стоит на истине, также становится непоругаем, и в этом смысле оскорбление есть ничто иное, как проверка его основ. По сути, непоругаемость означает сохранение покоя. После всех этих выкладок можно сказать, что покой есть признак истинности или истины в некоем абсолютном значении. Если по-простому, хотя и без явного духовного подтекста, народная мудрость гласит: «Собака лает, слон идет».

Однако, покой вовсе не исключает какой-то событийности или «колебательных движений». Скажем, волнение на море никак не противоречит безмятежности его глубин. Так же и запрет на богохульство – еще одна заповедь – легко соседствует с непоругаемостью Бога, и если хула действительно способна вызвать Его гнев, читай шторм, для ее источника это может оказаться существенной встряской. Одновременно с этим ничто не «прилипнет» к Богу, не повлияет на Его самосознание, и в этом проявится Его покой.

По большому же счету, любая потребность, влечение или интерес – можно назвать это совокупно жаждой – будет нарушать некое условное равновесие или порядок вещей. Утоление жажды должно возвращать утраченный мир и, возможно, становиться ступенькой для более глубокого умиротворения. В свою очередь, это дает проявиться более утонченной и возвышенной жажде и т. д. Утрата покоя и возвращение к нему, более обогащенным или, наоборот, опустошенным, создает если не рисунок, то чертеж жизни.