М. Андронов - Антисемитизм в метапсихологических очерках. Бессознательная месть за необратимость антропогенеза

Фрейд не был острословом, но мягкий благородный юмор, как доступный индивиду метод снятия излишней репрессивности культуры, пронизывает его тексты. Обладая несомненно интересом к оккультизму, он понимал, что не может одновременно плясать на двух свадьбах: материалистической и эзотерической. О спиритах он отмечал следующее. Они цитировали слова духов величайших людей и самых выдающихся мыслителей, но полученные от этих духов сообщения были столь глупы, столь безнадёжно ничтожны, что достоверной можно назвать лишь способность духов приспосабливаться к тому кругу людей, который их вызывает. Но на бытовом уровне он мог, однако, позволить себе и помистифицировать. Во время тяжёлой болезни старшей дочери метким броском он запустил тапок в статуэтку Афродиты, сбив и разбив только её, не зацепив ничего другого. Объяснил он это жертвоприношением дикаря, чтобы отогнать от дочери злых духов.

Если кто-либо из коллег или знакомых мог по незнанию попасть в неудобную ситуацию, то можно было быть всегда уверенным, что Фрейд предупредит этого знакомого об этом в самой тактичной форме и в самых изысканных выражениях. Предупредительность – синоним интеллигентности!

По поводу чествования 70-летия нашего юбиляра 6 мая 1926 года объединением «Бнай Брит» в ответном послании членам этого еврейского объединения он извинялся в том, что держался поодаль. И вы были сегодня столь любезны, что не упрекнули меня за это . Меня не связывала с еврейством, (мой долг в этом признаться), ни вера, ни национальная гордость, потому что я всегда был неверующим и был воспитан без религии, хотя и не без уважения к требованиям человеческой культуры, называемыми «этическими». Я всегда старался подавить в себе, если начинал чувствовать такую склонность, национальный энтузиазм, потому что считал его пагубным и несправедливым, меня пугал предостерегающий пример народов, среди которых живём мы, евреи. Мэр Вены вручил ему по поводу юбилея диплом почётного гражданина города.

Фрейд начисто был лишён житейской хитрости. Перед Второй мировой войной он не мог не слышать речей о том, что нужно защищать немецкие духовные ценности от новой угрозы с востока – от безбожников-большевиков, и от старой угрозы – «еврейской опасности». В гестапо ведь немецкая фамилия в паспорте не выручит, и никакие профессорские регалии почётного гражданина города не подействуют! Он слишком задержал свой отъезд из Вены, попал в гестапо и только вмешательство американского посольства в Вене, посла США во Франции (бывшего посла в СССР Уильяма Буллитта), бывшей богатой пациентки Марии Бонапарт и Джонса, подготавливавшего его приезд в Англию, выправило ситуацию 9 9 Четыре сестры Фрейда погибли в фашистских концлагерях после его смерти. . Разрывы с Юнгом и значительной частью своего венского окружения, необходимость проведения «чисток» психоаналитического сообщества (1911—1913г.г.) в большевистском смысле этого слова создавали также впечатление, что «инженер человеческих душ» плохо разбирается в людях. Но в действительности это, конечно же, не так. Мало кто из его окружения в полной мере отдавал себе отчёт в том, с какими грозными стихиями им придётся столкнуться в психоаналитической работе с пациентами и какому уровню требований должен отвечать врач, чтобы ни при каких условиях не сорвать «перенос на врача» в сексуальность. Можно смело утверждать, что из практикующих аналитиков в его окружении этому уровню не отвечал никто.Нападки на психоанализ в прессе сопровождались «понимающими улыбками» обывателей, которые оказывались не всегда беспочвенными. Если принять во внимание, что доминирующая часть пациентов приходила на имя Фрейда, и что добывать деньги на издательскую деятельность мог только Фрейд, то можно понять и разность уровней ответственности «папы» Фрейда и его приёмных психоаналитических «детей». Некоторые из этих «детей» вели полную проблем беспорядочную личную жизнь. И всё же кроме Юнга никого из них за отход от учителя строго судить нельзя. Есть мудрая народная поговорка: «Не испытывай без надобности сердца ближнего твоего»! Но здесь надобность была настоятельной и очевидной. Рядом с Фрейдом их сердца с неизбежностью подвергались тяжёлым нравственным испытаниям. Жизнь и труд Фрейда всегда носили печать суровости и поведенческого аристократизма, если не считать вздохов сожаления, что его ученики не умеют держать себя в руках. Он многократно спасал репутацию Юнга, запутывавшегося всё глубже и глубже во лжи. Вероятно, Юнг – писал он Ференци – находится в состоянии сильнейшего невроза. Не важно, чем это закончится, но, похоже, что моё намерение объединить евреев и гоев 10 10 Неевреев. в служении психоанализу не осуществилось. Они не смешиваются, как масло и вода. Под патронажем Юнга была швейцарская часть сообщества. Ференци называл эту часть «бандой антисемитов».

Психоанализ и метапсихология – не только интеллектуальные, но и эмоционально выстраданные детища Фрейда. Он первым в науке сумел опереть гуманитарные знания на естествознание, положив, тем самым, конец противоестественному делению наук на естественные и «противоестественные» (гуманитарные). Предельно огрубляя рассмотренное, можно сказать, что еврейское бессознательное было сотворено в антропогенезе для разгрузки психического аппарата прообраза человека от вытесненного прошлого. Без него антропогенез не состоялся бы. А за то, что он всё-таки состоялся, евреи получили повсеместный антисемитизм от «признательных» соотечественников. Гигантский вытесненный слой прошлого уже после антропогенеза в историческом процессе оказался настолько велик, что справиться с ним бессознательными приёмами стало уже не возможно. Не справятся с ним и никакие «диалоги» культур или религиозных конфессий. В этом причина и историческая обусловленность появления психоанализа.Из ограниченной «еврейской» науки уже в наше время он превратился в общечеловеческую гуманитарную ценность. Фундамент его несокрушим – естествознание.

Рамки краткого Введения не позволили рассмотреть новые технические средства его проведения, неизвестные во времена Фрейда, и новые области его применения. Отняв у нас изрядную долю религиозного и национального тщеславия, Коперник, Дарвин и Фрейд вознаградили нас духовностью, которой, по сути, мы никогда и не располагали. Если бы я обладал художественным пером Фрейда, то изобразил бы его Прометеем, повсеместно заместившем тщеславную мастурбацию аладдиновой лампы очагами-символами в обычном, семейном, культурном или в психоаналитическом смыслах слова. Это не даст беспроблемной жизни цивилизации, но и не даст ей «схлопнуться», как в противном случае, поскольку совокупность символов, «культурный интерфейс», которым человек взаимодействует с природой и себе подобными в обществе в культурном освоении мира, Фрейду удалось рывком существенно расширить. Главное в этом культурном освоении – перевод явлений из мира фактов в мир символов (в том числе и психоаналитических), в котором, как любой двухоконный файловый менеджер компьютера, действует двухпалатная структура человеческого мозга, оперирующая с чувственно—образными и логико-понятийными языками.