Галина Абрамова - Психология человеческой жизни

Необходимость построения целостных идеальных предметов осознается людьми на бытовом уровне как потребность в ежедневном существовании и обосновании Я- усилий. Ради этого выстраиваются различные относительно замкнутые системы человеческих сообществ, которые позволяют, пусть в ограниченном времени и пространстве бытия, пережить наличие таких целостных объектов. Примерами таких систем могут быть традиционные и новые религии, объединения людей по профессиональным интересам, объединения по национальным интересам и т. п. Любой тип сообщества людей, где присутствует целостный идеальный объект как основа объединения, позволяет использовать его для обоснования всей жизни как целостности. Оперируя с этим объектом, можно выделять его границы и относительно устойчивые качества, сопоставлять их с другими качествами и другими предметами, проявлять отношение как к предмету в целом, так и к отдельным его характеристикам.

Существование целостностей, или целостности, обеспечивающей многообразие конкретных идеальных объектов, обычно в философии связывают с существованием той реальности, которую М. К. Мамардашвили называл невербальным корнем бытия. Думаю, что этой целостности можно найти множество описаний в понятиях разных философий, психологической аналогией которых в индивидуальной жизни человека является ощущение себя живущим, имеющим силы и реализующим их в соответствии с назначением. Возможно, на бытовом языке это называется радостью от жизни, жизнелюбием, оптимизмом, реализацией жизнеутверждающей этики, творчеством жизни и т. п.

Психологи, особенно психологи-практики, работающие с современными людьми, стремятся выстраивать теоретические модели, обосновывающие их воздействие на жизнь человека как целостность.

Описание жизни как целостности помогает обосновывать необходимость и целесообразность Я -усилий по ее преобразованию, что и соответствует профессиональным задачам автора. Жизнь как целостный предмет присутствует не только в профессиональном мышлении психолога, она является естественным содержанием психической реальности, к которому психолог обращается как к данности при организации взаимодействия с другим человеком. Вопрос о том, насколько это содержание может быть представлено как предмет их совместной деятельности, относится уже к вопросам организации профессиональной работы психолога.

Сложно описать целостный предмет, обладающий такими уникальными свойствами как психическая жизнь. В нем присутствует и данность Я, и воздействие другого человека, и проявление Я -усилий, и наличие Я -усилий, не контролируемых сознанием, постоянные и мимолетно изменчивые качества, создающие то, что можно назвать тканью человеческих отношений, тканью самой жизни. Остается только повторить, что владение этим целостным предметом дает людям то, что можно считать ключом к их собственному психическому здоровью. Он – этот целостный предмет – дает возможность обосновать формы и способы самовоздействия и воздействия на других, воплощается в бытовой философии как набор жизненных правил, ориентирующих человека в пространстве и времени его жизни.

Можно приводить очень много разных вариантов описаний жизни как целостного предмета, которые встречаются в психологической и философской литературе как обоснование различных вариантов воздействия человека на самого себя и на других людей. Для моей работы существенно важным является то, что выделение жизни как целостного предмета (при решении любых интеллектуальных проблем или конкретных задач) связано с описанием радости как особого качества жизни. Думаю, что читатель обратил внимание на то, что это качество присутствовало и в описаниях жизни авторами, которых я цитировала выше. Я не знаю специальной психологической литературы, посвященной радости жизни, но из той, что мне доступна и известна, можно понять, что радость практически всегда рассматривается как проявление жизненной силы человека.

Качество радости, которое можно оценивать этическими и нравственными критериями, тоже фиксируется разными понятиями. Так, можно говорить о злорадстве как проявлении разрушающей, но существующей в жизни силы, которая реализуется в особой форме отношения к жизни как целостности. Злорадство может быть торжествующим и бессильным, открытым и замаскированным, изощренным и тупым, постоянным и мимолетным и т. п. Сама радость тоже может быть истинной и фальшивой, вызывающей и скрываемой, внезапной и ожидаемой, окрыляющей и земной, яркой и тусклой, духовной и животной, интеллектуальной и мышечной и т. п. Все эти и множество других качественных характеристик, которые можно дать радости, позволяют еще раз показать существование жизни как предмета, имеющего неоднозначные проявления.

Антипод радости – уныние, и оно недаром относится к числу смертных грехов человека. Уныние отрицает жизнь в самом главном проявлении – в наличии силы для осуществления ее замысла, того замысла, который дан жизни человека ее Создателем.

У человека всегда есть соблазн впасть в уныние, т. е. отказаться от осуществления своей жизни, обесценить ее во всех проявлениях и этим показать себе и другим возможность своего воздействия на жизнь как явление. Противоречивость переживаний, вызванных унынием, состоит в том, что они одновременно показывают человеку наличие у него источников сил для жизни и уничтожают эти источники.

Человек, впавший в уныние, поддавшийся унынию, не перестает осознавать, что он, отказываясь от усилий по осуществлению замысла жизни, потенциально обладает возможностью реализовать эти усилия. По сути дела он отказывается от творческого начала в себе, которое воплощается (может и должно воплотиться) в осуществлении замысла его жизни.

Радость как особое переживание, вызываемое сопричастностью к живому, к жизни как целостности, открывает человеку наличие у него самого качества жизни. Чувство единения с миром, которое естественно несет радость, приобщает человека к таким проявлениям пространства и времени, как бесконечность и вечность. В радости человеку открывается наличие у него творческих сил, усилий и их назначение – созидание жизни.

Я пытаюсь найти ответ на вопрос о том, как и почему человек может, хочет и умеет сохранять свою радость от жизни, не прельщается унынием, в котором можно найти путь к нигилизму во всех его вариантах – от атеизма до варварства. Понимание радости как явления представляется мне необходимым для ответа на этот вопрос. Осознавая всю его сложность, беру на себя ту долю ответственности, на которую способна, и предпринимаю попытку анализа.