Тимофей Нестик - Современный терроризм. Социально-психологический анализ

Другими словами, риторика религиозного терроризма является бескомпромиссной и вызывающей рознь и разногласия, основанной на догматах веры и упрощенной в терминах «добра – зла». Для верующих или потенциальных религиозных сторонников религиозный терроризм – это возможность присоединиться к силам «добра», для колеблющихся – это только конфронтация или молчаливое согласие и подчинение, поскольку компромисс невозможен.

В этой связи показательной является разница между двумя большими террористическими группами – Тамильскими тиграми освобождения (Шри-Ланка) и движением Хамас (Палестина). Первая группа, будучи изначально секулярным этнонационалистическим движением, стремилась к переговорам с правительством Шри-Ланки. Группа Хамас, будучи жестко религиозной и антисионистской, почти никогда не находила общих оснований для переговоров с израильским правительством. Эта группа, исходя из религиозных оснований, редко была способна или даже стремилась найти общий язык с израильскими властями.

Еще одним примером религиозного терроризма в настоящее время явилась деятельность террористической группы Аум-Сенрике (1989–1995), которая распространяла свою активность на территорию и России, и бывших республик Советского Союза. Эта японская террористическая организация осуществила убийства порядка ста человек и нанесла увечья тысячам людей с намерением начать священную войну с использованием химического, бактериологического и ядерного оружия, которая уничтожит миллионы. Их целью было возвестить людям о начале новой эры, включающей крах современной цивилизации и строительство с «чистого листа» нового «утопического» успешного общества. Однако японские власти энергично взялись за организацию противоборства этой религиозной террористической организации и получили поддержку тысяч простых людей, финансовую помощь бизнес-структур и средств массовой информации во многих регионах мира. Акты терроризма, осуществленные членами Аум-Сенрике, не ограничивались никакими социальными или идейными нормами, кроме «воли и одобрительной санкции» Бога (Шоп, 1999.)

Естественно, обсуждение религиозного терроризма не может упустить из вида деятельности организации Аль-Каида и ее сторонников. Чтобы понять поляризованную идеологию, язык и действия Аль-Каида, необходимо проанализировать пространные высказывания и полемику, «озвученные» бен Ладеном и его сообщниками, включая его «Декларацию джихада против Соединенных Штатов» (см., например: Atwan, 2006; Mohamedou, 2007; Rabasa, 2006).

Пример религиозного языка бен Ладена, взятый из его послания «Фетва» (bin Laden, 1998), иллюстрирует принципы религиозного терроризма, главным образом, для понимания того, что секуляризированная мировая аудитория и ее нормы не являются руководящими принципами и ориентациями для террористических действий:

«Право убивать американцев – гражданское население или военнослужащих – это личная обязанность для каждого мусульманина, способного это делать в любой стране, где это возможно делать. Мы с Божьей помощью призываем каждого мусульманина, верящего в Аллаха и стремящегося получить вознаграждение во исполнение Божьего миропорядка, убивать американцев и грабить их деньги там, где это возможно» (цит. по: Gerwer, Hubbard, 2007, p. 96).

Аль-Каида и ее сторонники используют «священное насилие» как инструмент социального влияния. Тем не менее, их «послание» миру является предельно жестким и сеющим распри и разногласия. Их деятельность исходит и базируется на основных принципах ислама, представители которого «принимают власть Ладена» и ее обоснование террористической деятельности. Население «враждебных стран» всегда будет объектом террористических атак, большинство из которых демонизированы или «обесценены», с точки зрения религиозной идеологии Аль-Каиды. Другая аудитория Аль-Каиды – священная – характеризуется теологией Аль-Каиды, имеющей право именно на такие дихотомичные мировоззренческие представления и неограниченные насильственные действия.

Поскольку категория «насилие» является ключевой в понимании истоков терроризма, идентификация социальных условий, культурных детерминант и психологических процессов межгруппового взаимодействия, вносящих вклад в проявление коллективного насилия, представляется оправданной.

Общей социальной базой для возникновения массового насилия являются такие социальные условия в обществе, как тяжелые экономические проблемы, затяжные этнополитические конфликты, быстрые социально-культурные изменения или совокупность этих факторов. Они имеют колоссальное фрустрирующее психологическое воздействие: блокируют удовлетворение витальных базовых потребностей людей. Конфликты могут касаться материальных, объективных противоречий, как, например, в случае Палестино-Израильского конфликта, трудностей разделения территории и потребностей наличия жизненного пространства. Но более важно то, что эти противоречия неизбежно проявляются в психологии взаимодействия групп. Территория – это часть социокультурной идентичности группы. Это может быть история взаимного недоверия, «неприятия» и «обесценивания» и взаимного страха. Доминантные группы, сталкиваясь с требованиями подчиненных групп, защищают не только свои привилегии и права, но и свою безопасность, идентичность и свое мировоззрение, «правильность» порядка вещей. С точки зрения исторической практики, социальная позиция доминантных групп представляет «правильное» видение социального устройства общества. Основные различия между группами в обществе – во власти, в привилегиях – могут длительное время сохраняться без конфликтов и использования насилия. Однако, когда группы начинают осознавать и испытывать депривацию своих базовых потребностей и воспринимать ситуацию несправедливой, конфликт может превращаться в актуальный.

В настоящее время возможности коммуникации позволяют людям не только сравнивать себя с другими людьми, но и сопоставлять свои условия с другими образцами благополучия и хорошей жизни. Поэтому переживание своего угнетенного положения и беспомощности может приобретать доминирующий характер и становиться особенно интенсивным. Когда потребности людей в положительной идентичности, в индивидуальной и групповой эффективности и контроле блокируются, возникает состояние переживания несправедливости и формируется один из базовых социальных мотивов – стремление к справедливости, который детерминируется этими базовыми потребностями.