Андрей Курпатов - Главные вопросы жизни. Универсальные правила

Отсутствие опыта близких отношений – это всегда травма. А у нас есть наработанные роли, многие из них уже перестали быть отождествленными, но сознательно отыгрываются человеком. То есть он уже не чувствует, например, себя подчиненным, но изображает подчиненного. Он не ощущает себя «рядовым обывателем», но пытается им казаться, чтобы не вызвать осуждения. На этом уровне развития личности человек уже виртуозен в надевании тех или иных социальных «одежд», потому что понимает, что все-таки это некий спектакль, правда, для дураков, но надо все-таки «одеваться», и у него эти автоматизмы срабатывают.

Впрочем, мы можем легко спутать «индивидуальные отношения», в которых проявляются наши сущности, эти два звучащих камертона, с любовными… То есть с состоянием влюбленности, любовной страсти (у Стефана Цвейга есть такой рассказ замечательный – «Амок»). Это ошибка. Индивидуальные отношения – это не отношения желания, наслаждения, вожделения. Нет, это ощущение, что ты на месте и что с тобой все в полном порядке. Страсть – это дефицит, это жажда какого-то жгучего недостатка. Индивидуальные отношения – это насыщение, точнее – ощущение полноты. Если в страсти наступает насыщение, страсть уходит. Индивидуальные отношения – они начинаются как раз с этой полноты, исполненности.

В любовной страсти наш партнер не существует, он нам только чудится, мерещится, он воображаем. Его рисует наша жажда по объекту, эта жажда по собственному удовольствию. Разумеется, себе мы в этой жажде никогда не признаемся (или, по крайней мере, будем объяснять ее как-нибудь очень возвышенно), но она есть, и именно она определяет наше поведение.

Вот женщина ложится в постель, закрывает глаза и думает о его прикосновениях, обнимает его подушку, гладит его одеяло, прижимается к нему… Она жаждет объекта. Да, он – этот объект – насыщен ее романтическими переживаниями, но от этого он не становится живым . Он виртуозно раскрашен, но он не личность, не человек. Он источник ее наслаждения. Да, влюбленный с жаром будет убеждать нас, что он готов отрешиться от всего ради своей любви, что готов любить на расстоянии, что он примет свою любовь какой угодно – в инвалидной коляске, душевнобольной… Прекрасно.

Но с кем этот наш влюбленный поддерживает связь? Он же никого не видит перед собой, только собственную жажду. «О-о-очень хочу, больше всего на свете, больше жизни!..» Страстное желание объекта – ничего больше. И в этом случае, конечно, ни о каком «невидимке» речи не идет в принципе. Влюбленный – это не «невидимка», о котором мы говорили, это бронепоезд. Влюбленный – это огромный бронепоезд, который мчится, и не дай бог кому-нибудь оказаться на рельсах! Как сказал Иван Михайлович Сеченов: «Мужчина любит в женщине свое наслаждение». С женщиной чуть иначе – она любит в мужчине свое чувство. Ну, это в качестве афоризма, разумеется.

А если серьезно, во влюбленности действительно присутствует предельная степень обнаженности личностной, человеческой. Когда я готов через все переступить, когда мне становится на все наплевать – на все условности, рамки, законы, роли, – я люблю, и все. И мое чувство выше всего, оно все оправдывает. Но есть большое «но» – эта самая жажда объекта, то есть сугубо эгоистическая цель. Дайте, и все, или упаду на пол и буду сучить ногами – то, что делают дети, когда они не получают того, чего они хотят.

В индивидуальных отношениях, о которых я говорю, нет этой жажды объекта. Скорее наоборот – есть некое охранение суверенности другого человека, очень бережное отношение к нему. В любви действительно может быть и это чувство обнаженности, это ощущение, что нет преград, препятствий и условностей. Но все это сопряжено с изломом, с болью, с надрывом, с некой патологической трансгрессией установленного порядка.

Страсть – это хищное переживание. В ней влюбленный сгорает, а объект влюбленности сжигается. Рогожин и Настасья Филипповна из «Идиота» Федора Михайловича Достоевского – классический дуэт такого рода. Объект – возлюбленный/возлюбленная – автоматически становится жертвой любящего, он должен «пасть» и быть затянутым в существование влюбленного/влюбленной. Но никто из нас не готов отдаться другому человеку просто потому, что тот нас любит. И возникает эта агрессия.

Иллюзия, что страсть, влюбленность и индивидуальные отношения – это одно и то же, может возникнуть лишь на момент взаимности чувства. Но в таком – редком – случае происходит своеобразный обмен телами, каждый берет себе тело другого и наслаждается им. Но в целом это хрупкое равновесие, оно держится только на силе полового чувства, которое живет по своим, сугубо физиологическим законам, и поэтому после периода напряжения неизбежно следует период спада. Кто-то неизбежно охладевает, и в конечном итоге такая любовь приносит огромное страдание участникам драмы.

Опыт любовных отношений сопряжен с болью. Всякий, кто любил, а затем терял любовь, знает это чувство. Всякий, кому приходилось пережить охлаждение любимого человека, запоминает эту боль на уровне подсознания. Она фиксируется психикой как условный рефлекс. И далее человеку кажется, что, стоит ему «обнажиться» перед другим, как тут же придет черед страданию. Эта «открытость» ассоциируется с мукой, с ощущением раздавленности, ненужности, внутренней пустоты.

Когда же мы говорим об «индивидуальных отношениях», а не о болезненной и роковой страсти, здесь все иначе – здесь нет риска быть раздавленным и выброшенным за борт. Нет. Потому как ваш партнер в таких отношениях не пытается вас «заполучить». Благодаря вам, благодаря вашему к нему отношению и благодаря его собственной, взаимной открытости навстречу вам он «заполучает» самого себя, потому что такие отношения позволяют ему чувствовать себя рядом с вами настоящим. Вот почему эти вещи нельзя путать…

Неслучайно многие люди боятся того, что они называют «близкими отношениями». Причины тут, конечно, могут быть разные, и сейчас я привел лишь один из механизмов образования такого страха. Поскольку описанные только что отношения ошибочно идентифицируются нами с любовью, у человека возникает страх повторения его прежних страданий, связанных с любовными разочарованиями. Но, с другой стороны, именно такая – предельная, заостренная и надрывная – любовь учит человека снимать все его социальные «костюмы».

В каком-то смысле такая любовь – это опыт сбрасывания масок. Пусть это и не чистый опыт… Пусть одна маска – маска влюбленного (прекрасно, кстати сказать, описанная Ролланом Бартом в книге «Фрагменты речи влюбленного») – на влюбленном остается, опыт некого внутреннего очищения любовь все равно дает. Сжигает, так сказать, в своем горниле все лишнее и наносное. И в этом ее великая роль. И она вполне может проторить дорогу процессу развития личности – для перешагивания с первого уровня на второй, со второго на третий, то есть в конечном счете навстречу по-настоящему близким – индивидуальным – отношениям.