Леонид Китаев-Смык - Организм и стресс: стресс жизни и стресс смерти

Таким образом, развитию неспецифического адаптационного синдрома – стресса, по мнению Г. Селье, должен предшествовать целый ряд факторов, действующих на человека извне и внутри его, казалось бы, не являющихся стрессорами сами по себе. Поэтому неблагоприятные психические состояния и телесные болезни, возникающие в результате стресса (например, язвенная болезнь желудка, инфаркт миокарда, нефросклероз, гипертоническая болезнь и др.), могут быть далеко не у каждого человека, подвергшегося действию одного и того же «ключевого» стрессора.

Гансом Селье были разработаны понятия интенсивности и специфичности стрессобразующих факторов. Стрессор малой интенсивности, не способный вызвать стрессовое состояние, повышает устойчивость организма к действию такого же или любого другого сильного стрессора. Стрессор, обладающий в силу своей небольшой интенсивности местным действием, вызывает местный адаптационный синдром, то есть локальные проявления стресса, которые во многом напоминают генерализованный стресс. Возрастающий по интенсивности стресс-фактор, увеличивая локальные проявления стресса, может вызвать генерализованный стресс, который, возникнув, начинает тормозить локальный стресс. Таким образом, местный и генерализованный адаптационные синдромы находятся в сложных взаимоотношениях.

По мнению Г. Селье, всякий стимул, вызывающий адаптационные реакции организма, обладает специфическим и неспецифическим действием. Однако «недостаточно различать специфические и неспецифические поражения. Следует признать, что существуют разные степени специфичности. Некоторые изменения индуцируются многими агентами, другие лишь несколькими… Чем больше число рецепторов, реагирующих на данный агент, тем менее специфично его действие» ( там же, с. 83–84).

Указанные закономерности стрессоров были обнаружены на патофизиологических моделях стресса. В какой мере эти закономерности имеют аналоги в структуре психологических стрессоров, в настоящее время судить трудно. Обобщая взгляды многих авторов на сущность психологического стрессора ( Зингерман, 1973; Китаев-Смык, 1977 а; Короленко, 1978; Косицкий, Смирнов, 1970; Кузнецов, Ильин, Поггеполь, 1969; Кузнецов, Лебедев, 1972; Медведев, 1979; Наенко, 1976; Платонов, 1960; Разумен, 1976; Суворова, 1975; Фейгенберг, 1972; Франкенхойзер, 1970 и др.), можно сказать, что стрессогенная ситуация предъявляет человеку требования, воспринимающиеся им либо как превосходящие его возможности ответить на них, что ведет к дистрессу, либо как позволяющие реализовать свои возможности ответить на эти требования и благодаря этому достигнуть желаемых последствий. При этом играет роль субъективная неопределенность требований и возможности им отвечать, а также субъективная значимость (положительная или отрицательная) последствий ответа. Это определение стрессора как степени соответствия компонентов системы «человек-среда». Предлагают различать в этой системе: требования среды к человеку и требования человека к среде. Реальное или потенциальное неудовлетворение и тех и других требований ведет к дистрессу, их удовлетворение способствует возникновению эустресса. Возможны ситуации, когда одно и то же событие может одновременно порождать и удовлетворенность, и неудовлетворенность человека. Такого рода конфликт между стрессорами «первого уровня» может стать стрессором «второго уровня».

А.Б. Леонова с соавторами рассматривают изменения совместной деятельности людей и деформацию их мотивационно-волевых процессов в экстремальных условиях как первый (главный) фактор организационного стресса ( Артамонова, Леонова, 2009).

Следует сказать, что, присваивая стрессору название, используют название доминирующей особенности действующего фактора либо название процесса, преобладающего в развитии стресса при действии данного стрессора. Это позволяет при обозначении стрессора в одних случаях отметить его особенности, в других – основные эффекты его воздействия на организм.

Исследования экстремальных факторов могут потребовать участия специалистов разных профессий. При слабости их междисциплинарной эрудиции преобладание одного из профессиональных подходов к анализу стрессора создает одностороннее его понимание, подменяющее понимание целостной его сущности. Например, изучение гравитоинерционных стрессоров (невесомость, ускорения, вращения, качания и т. п.), как поначалу казалось, чисто «физических» факторов долгое время осуществлялось с позиций преимущественно физики, математики. Это приводило к неточному истолкованию причин и сущности неблагоприятных последствий указанных стрессоров и к неэффективным рекомендациям способов купирования дистресса. Стрессор окружался ореолом неразгаданности, чрезвычайности. Напомню исторические примеры.

1. В связи с подготовкой и организацией космоплавания внимание ученых было привлечено к эффектам действия на человека невесомости. На протяжении многих лет эти эффекты сопоставлялись с физическим ее описанием. Если для интерпретации отдельных физиологических реакций в невесомости этого было достаточно, то пониманию целостного реагирования человека это мешало. Без определения психологической сущности невесомости было невозможно правильно интерпретировать не только ее психологические эффекты, например пространственные иллюзии в невесомости, невозможно и верное истолкование такого сложного физиологического синдрома, как «болезнь укачивания», возникающего у многих людей при гравитоинерционных стрессорах и т. д.

Следует рассматривать два типа психологического «информационного» воздействия невесомости ( Китаев-Смык , 1977 а, 1979). Первый связан с исчезновением действия силы тяжести. Второй – это воздействия, возникающие при каждом движении человека в качественно новой для него (без постоянного и очень привычного действия силы тяжести) пространственной среде.

Экстремальность «информационного» воздействия первого типа при невесомости может возникать вследствие: 1) сформированного в ходе биологической эволюции значения невесомости как сигнала о падении «вниз», то есть о смертельной угрозе удара о землю, если долго падать; 2) беспрецедентного гравиторецепторного «противообраза», актуализирующегося как представление о тяге «вверх» при исчезновении действия силы тяжести (тяги «вниз»); 3) «конфликта» (несоответствия) между афферентными сигналами, создающими представление о падении «вниз», и сенсорной афферентацией, связанной с указанным «противообразом», создающим представление о тяге «вверх»; 4) «конфликта» при невесомости, создаваемой в закрытой кабине, между, с одной стороны, гравиторецепторной информацией о движении (о падении «вниз» или о тяге «вверх») и, с другой стороны, зрительной и слуховой информацией о стабильности окружающего пространства: стены, пол, потолок кабины и до невесомости, и во время нее остаются на своих местах.