Ирвин Дэвид Ялом - Лжец на кушетке

«Ты так меня и не поняла, Хитер: я не просто хочу, чтобы ему было плохо. Это не месть. Я хочу, чтобы он знал, что это моих рук дело».

«Итак, – подвела итог Норма, – теперь мы знаем, с чего надо начать: мы должны узнать, кто эта женщина».

Кэрол кивнула: «Точно! А потом я найду способ, как добраться через нее до Джастина. Нужно только отрубить голову – хвост и сам умрет. Хитер, у тебя есть хороший частный детектив, которого ты используешь в бракоразводных процессах?»

«Есть – Бэт Томас. Профессионал – он сядет Джастину на хвост и в двадцать четыре часа установит ее личность».

«Бэт, кстати, очень мил, – добавила Норма. – Может, предложит расплатиться с ним натурой – так и деньги не придется тратить».

«Двадцать четыре часа? – переспросила Кэрол. – Он мог бы узнать ее имя за час, если бы додумался поставить жучок на кушетку в кабинете мозгоправа, у которого лечится Джастин. Джастин, наверное, только о ней и говорит».

«Терапевт Джастина, терапевт Джастина, – пробормотала Норма. – Интересно, почему мы забыли о нем? Сколько, ты говорила, Джастин лечится у него?»

«Пять лет!»

«Пять лет три раза в неделю, – продолжала Норма. – Посмотрим-посмотрим… Минус отпуска… около ста сорока сеансов в год, умножаем на пять, получается около семисот сеансов».

«Семьсот часов! – воскликнула Хитер. – Боже правый, о чем можно разговаривать семьсот часов!»

«Можно догадаться, о чем они говорили в последнее время», – сказала Норма.

Последние несколько минут Кэрол, пытаясь скрыть свое раздражение и недовольство подругами, забралась так глубоко в ворот свитера, что видны были только глаза. Это происходило и раньше, причем довольно часто: она ощущала себя более одинокой, чем когда-либо. Обычное дело: друзья проводят с тобой какое-то время, клянутся в верности; но рано или поздно приходится столкнуться с непониманием.

Но она услышала упоминание терапевта Джастина, насторожилась и, словно черепаха из панциря, медленно высунула голову: «В смысле? О чем это они говорили?»

«О Великом Исходе, разумеется. О чем же еще? – удивилась Норма. – Ты чем-то удивлена, Кэрол?»

«Нет. В смысле, да! Я понимаю, что Джастин не мог не обсуждать меня со своим терапевтом. И как я могла забыть об этом? Может, так было лучше. Противно думать о том, что на тебя постоянно доносят, о том, что Джастин пересказывает своему мозгоправу каждый наш разговор.

Но конечно! Разумеется! Эти двое вместе все спланировали. Я же говорила! Я же говорила, что Джастин бы никогда не смог уйти по собственной инициативе!»

«Он когда-нибудь рассказывал тебе, о чем они говорят?» – спросила Норма.

«Никогда! Лэш посоветовал ему ничего мне не рассказывать. Говорит, что я слишком сильно контролирую Джастина, а ему нужно какое-то убежище, в которое мне вход запрещен. Я уже давно перестала задавать вопросы. Но два или три года назад был момент, когда он разозлился на своего терапевта и недели две ругал его. Он говорил, что Лэш ничего не понимает и настаивает на расторжении брака. Тогда – не знаю почему, может, потому, что Джастин был такой грустный, – я подумала, что Лэш на моей стороне, что он, наверное, пытается показать Джастину, что, только расставшись со мной, он сможет понять, что я значу для него. Но теперь я понимаю, что все было совсем иначе. Черт, видите, какую змею я пригрела на своей груди!»

«Пять лет, – сказала Хитер. – Это очень долгий срок. Не могу припомнить случая, чтобы кто-нибудь так долго посещал психотерапевта. Почему это растянулось на пять лет?»

«Ты мало знаешь про терапевтическую индустрию, – ответила Кэрол. – Некоторые терапевты будут держать тебя вечно. К тому же я не сказала вам, что пять лет он лечится у этого терапевта. До него были другие. У Джастина всегда были проблемы: нерешительность, навязчивые идеи – он все проверял по сто раз. Когда мы выходим из дому, он возвращается и дергает входную дверь, чтобы убедиться, что закрыл ее. К тому времени, как он добирается до машины, он уже успевает забыть, проверил ли он дверь, и возвращается опять. Полный идиотизм! Можете представить себе такого вот бухгалтера? Смешно! Он постоянно пил какие-то таблетки: не мог без них спать, летать, общаться с аудитором».

«Он до сих пор их пьет?» – поинтересовалась Хитер.

«Зависимость от таблеток уступила место зависимости от терапевта. Он привязан к Лэшу, как ребенок к соске. Никак не может наиграться с ним. Даже с тремя сеансами в неделю он не может прожить остальные четыре дня, не позвонив Лэшу. Его критикуют на работе – через пять минут он звонит своему мозгоправу и начинает хныкать. Какая гадость!»

«А еще большая гадость, – сказала Хитер, – это эксплуатация терапевтом этой зависимости. Твой муж сильно пополнил его счет в банке. И зачем ему мотивировать пациента на самостоятельные действия? Может, здесь идет речь о злоупотреблении?»

«Хитер, ты меня не слушаешь. Я же говорю: для индустрии психотерапии пять лет – нормальный срок. Некоторые пациенты посещают своих терапевтов восемь-девять лет четыре или пять раз в неделю. А ты когда-нибудь пыталась заставить одного из этих ребят свидетельствовать в суде против своего коллеги? Гиблое дело».

«Кажется, – сказала Норма, – мы с вами делаем успехи». Она взяла вторую куклу, посадила ее рядом с первой на каминную полку и обвила их куском веревки. «Они как сиамские близнецы. Если мы доберемся до одного, то доберемся и до другого. Навредив доктору, мы навредим Джастину».

«Не совсем так, – возразила Кэрол. Она уже совсем выбралась из своего панциря, в голосе звучали железные нотки и нетерпение. – Если мы просто навредим Лэшу, мы ничего не добьемся. Это скорее только сблизит их еще сильнее. Нет, наша истинная цель – их взаимоотношения: разрушив их, я доберусь до Джастина».

«Ты когда-нибудь встречалась с Лэшем, Кэрол?» – спросила Хитер.

«Нет. Джастин несколько раз говорил, что хочет, чтобы я сходила с ним на сеанс семейной психотерапии, но с меня хватит общения с мозгоправами. Однажды, где-то год назад, любопытство взяло верх, и я пошла на одну из лекций Лэша. Высокомерный и твердолобый увалень. Помню, как мне хотелось подложить бомбу под его кушетку или двинуть кулаком в его ханжескую рожу. Это сравняло бы кое-какие счета. И новые, и старые».

Норма и Хитер начали обсуждать, как можно дискредитировать терапевта, а Кэрол словно окаменела. Она смотрела на огонь и думала о докторе Эрнесте Лэше. Ее щеки блестели, на них колебались отблески догорающих эвкалиптовых углей. И тут ее осенило. Словно в мозгу распахнулась потайная дверь и в нее вошла идея – изумительная идея. Кэрол вдруг точно поняла, что должна делать. Она встала, сняла кукол с каминной полки и бросила их в огонь. Тонкая бечевка, связывающая их, моментально вспыхнула и, прежде чем превратиться в пепел, блеснула яркой нитью. Куклы задымились, потемнели от жара и вскоре занялись огнем. Кэрол помешала пепел и торжественно провозгласила: «Спасибо вам, друзья мои. Теперь я знаю, что мне делать. Посмотрим, что будет делать Джастин, когда его терапевт лишится работы. Заседание закончено, дамы».