Катастрофы и аварии. Землетрясения, вулканы, цунами, пожары, железнодорожные, морские и авиационные катастрофы

Все, больше мать ничего не скажет. Ползут мимо мощные бульдозеры. Автомобили «Трансагентства», пассажирского автопредприятия, заводской транспорт — все брошено на эвакуацию жителей района Сортировки.

Создан штаб облисполкома, оказывающий населению оперативную помощь. В ползущем между домами чаде торгуют сосисками, булочками и горячим чаем. Прибывают колонны строителей с инструментами и материалами. Без помощи страны свердловским столярам и плотникам хватит работы до новогодних праздников.

Людям предлагают срочно ехать с вещами в гостиницы. «Скорая» с пострадавшими людьми. Снова «скорая». Водители поликлиник № № 32 и 33 отвоевывают дорогу охрипшими голосами. Они тоже трудятся с пяти часов утра. Врачи, видевшие все, но такое — никогда, за исключением тех, кто был на фронте…

И напряженной дугой повисает в воздухе, залезает в самое горло вопрос: Чернобыль, Арзамас, Свердловск… До каких пор мы будем служить спустя рукава, не беречь, не стеречь ни себя, ни народное добро? До каких пор службы контроля и безопасности будут анализировать постфактум одну трагедию за другой?

По меркам сегодняшнего дня героизм — это гражданская честность, смелость, высочайший профессионализм, умение мыслить и действовать в народных интересах. Партийные, советские, хозяйственные руководители города Свердловска на сей раз оказались на высоте.

Не будем голословными. Вопрос о числе погибших общественность города задает нам, прессе. Жители Сортировки узнают нас по блокнотам, фотоаппаратам и гневно спрашивают: «Почему вы лжете?!» Среди десятков обвалившихся домов, уже стертых бульдозерами с лица земли, среди развалин железнодорожного завода специзделий, вагонного депо, дежурного пункта транспортной милиции и других многочисленных служб этот гнев нам не кажется праздным.

Но факт есть факт. На ежедневном заседании правительственной комиссии: «Погибли четыре человека. Пропавших без вести нет». А теперь попытаемся выяснить фамилии, должности, адреса погибших… На месте взрыва, воронка от которого засыпана и уже проложены новые пути, встречаю заместителя начальника дороги Л. К. Домарова. «Не имею данных, — отвечает он кратко. — Это люди не мои».

Начальник управления Свердловской железной дороги В. М. Скворцов: «Конкретных фамилий назвать не могу».

Штаб ГО. Работники управления дороги, не пожелавшие представиться: «Дорпрофсожу хватает забот без вас. Обратитесь к заместителю министра путей сообщения Фадееву». Договорились! Оказывается, о товарищах по службе должны заботиться не ближайшие коллеги, а члены правительственной комиссии!

Первый секретарь Железнодорожного райкома КПСС В. И. Колесников: «Списка погибших не имею…».

Снова штаб ГО. Руководитель штаба полковник И. С. Гривченко знакомит со списками погибших. В списках значатся не четыре, а пять фамилий. Ни имен, ни должностей, ни домашних адресов… Кому нужен такой список?

Линейное отделение милиции на станции буквально в ста шагах от места взрыва. Разрушено полностью. Дежурили в отделении трое сотрудников. Начальник УВД на станции Свердловск-Сортировочный подполковник милиции Тарасов: «Фамилий ребят не знаю».

Запись на производственном совещании правительственной комиссии: «О. И. Лобов, обращаясь к свердловчанам: «Товарищи, сегодня я побывал у госпитализированных больных. Среди них есть одинокие. И выясняется: ни один член профсоюза у этих больных не бывал. Где же внимание, моральная поддержка? Да и материальная помощь в такой ситуации проблематична. Люди, которые лечатся, приобретают вне очереди холодильники, стиральные машины, мебель… Люди же, которые долгое время будут госпитализированы, не уверены, что им помогут приобрести потерянное…».

Мы, журналисты, выражаем соболезнование близким сторожа орсовской столовой В. Я. Шульнера, погибшего на рабочем посту. После беседы с директором столовой Л. В. Округиной уверены, что семье покойного будет оказана полная поддержка. Но после трех дней опросов официальных лиц возникает резонный вопрос: «Товарищи руководители железной дороги, УВД, штаба ГО, товарищи партийные и советские руководители, как вы намерены помогать семьям погибших и пострадавших, не зная ни имен, ни домашних адресов? Надежда на то, что по месту работы кто-то вспомнит?» Да, вспоминают. Скажем, диспетчерская служба станции выделила из небогатой профсоюзной кассы по 20 рублей на тяжело пострадавших. Но разве это помощь? Неужели ждать, когда к свите, следующей за правительственной комиссией, подойдут заплаканные близкие? Но этого может не случиться. На заседания же комиссии даже мы, журналисты, попадаем с трудом.

Вспоминается далеко не залеченная трагедия Арзамаса. Там смертоносный состав не дошел до склада ГСМ благодаря трехминутному опозданию. В Свердловске крупнейший склад ГСМ «оказался» напротив места взрыва и взлетел на воздух. Как тут не волноваться общественности?! Почему поезда с опасной начинкой рвутся напротив хранилищ нефтепродуктов? Мы, разумеется, ответить на этот вопрос не в силах. А вот Прокуратуре СССР ответить необходимо. Пора. В поисках фамилий погибших вспомнили о складе ГСМ. И первый секретарь Железнодорожного райкома партии Б. И. Колесников утешил: «Жертв там не было». «То есть склад никем не охранялся?» — спросили мы возмущенно. Секретарь развел руками. Хорошее «утешение» — свободный доступ в ночное время на склады железной дороги!

Еще одно свидетельство — бригадира отделения нечетного парка прибытия И. Максименко: «Разрядный груз на железной дороге обязаны сопровождать четыре человека, в том числе военный офицер». В числе пострадавших таковых не значится. Следовательно, опасный груз на станцию был передан без должного надзора. Груз сопровождал только один представитель железнодорожной военизированной охраны.

По данным рабочих станции, вагоны с взрывчаткой четыре минуты горели. За это время сопровождающий бросил клич: «Спасайтесь!» Именно поэтому многие остались живы. Они успели ретироваться, схорониться от смертельного удара. Несообразительность дежурных служб станции в момент расторможения страшного груза и совершенно ясное мышление во время бегства наводят на мысль, что вагоны со взрывчаткой не контролируются вообще, что всякое уже бывало, и бегство от опасных грузов — пока единственный шанс выжить.

Старший диспетчер станции С. И. Поспелов все эти дни не может дать исчерпывающую записку следственной группе. Люди запираются, строят личные версии «невиновности». И не мы, а Поспелов задает вопрос: «Как же при такой совести людей, безответственности контролировать разрядные грузы?».

Безответственность — одно. Мы узнали невероятный факт. У дежурных парка прибытия рация 1936 года выпуска. Работают женщины вслепую, вглухую, наугад. Машинисты их не слышат. Нет у дежурных и автоматического повторителя сигналов. Команды даются интуитивно… И это на крупнейшей в Союзе железнодорожной станции.