Николай Трус - Кораблекрушения

У него были пластиковые мешки, солнечный опреснитель, несколько выточенных из дерева пробок для затыкания дыр, один 100-футовый бросательный линь, разносортные скобы из нержавейки, две бухты линя (примерно 100 футов в ⅛ и 100 футов в ¼ дюйма), еще 70 футов линя в ⅜ дюйма, на котором Стивен буксировал за кормой сигнальную вешку, миниатюрный радиомаяк, автоматически подающий сигнал бедствия, ракетница с двенадцатью красными парашютными ракетами, еще три красные ракеты, две оранжевые дымовые шашки, три красных фальшфейера и один белый, литр воды в пластмассовой банке с завинчивающейся крышкой, два куска фанеры толщиной ⅛ дюйма, предназначенных для использования в качестве разделочных досок, четыре металлических стержня разных размеров, детали рулевого управления яхты, короткое подводное ружье со стрелой-гарпуном, пакет с продуктами (300 г арахиса, 450 г запеченной фасоли, 300 г солонины и 300 г подмокшего изюма), маленький импульсный маячок.

В придачу к перечисленному имуществу Стивену удалось спасти поролоновые матрас и подушку, полтора кочана капусты, сигнальную вешку, спасательный нагрудник, спальный мешок и нож.

«Если плот не порвется и мне не удастся пополнить запасы пищи и воды, я в лучшем случае протяну до 22 февраля, то есть еще 14 дней. К тому времени я, может быть, доберусь до судоходных трасс, где забрезжит слабая надежда на спасение. Организм мой будет уже значительно обезвожен. Язык сначала распухнет, а потом почернеет. Глаза глубоко западут, и сквозь горячечный бред я буду слышать поступь близкой смерти, — думал Каллахен, перебирая спасенные с яхты вещи. — Выжить! Сейчас самое главное — выжить! Нужно сосредоточиться на этом.

Моя единственная надежда сегодня — попасться кому-нибудь на глаза».

Стивен надул и выставил на солнце один из солнечных опреснителей. Когда он, перегоняя плот, уплывал вперед, водосборник волочился за ним по поверхности. При таком положении опресненная вода в него не перетекала. Поэтому приходилось то и дело сливать из опреснителя воду крошечными порциями. За целый день набиралось не больше стакана. Море неустанно подбрасывало опреснитель, и в конце концов от него оторвались ушки, державшие его круговую стропу, к которой привязан соединяющая его с плотом бечева. Нередко очередную жалкую порцию воды приходилось выливать в море, потому что она была соленой. Жажда, сжигающая тело Стивена, стала очень сильной, но он не мог позволить себе больше одного глотка. Оставшихся 2,5 л ему должно хватить на 15 дней. Если он сумеет наловить рыбы, то, питаясь свежей рыбой, пополнит запас жидкости в организме. В противном случае ему не продержаться более 10 дней.

Единственное утешение для Стивена — то, что его вещи стали просыхать и по ночам он может заснуть. Волосы прилипли к резиновой подстилке, нельзя повернуть головы, чтобы не вырвать клок волос, суставы ломило, каждый час он просыпался.

На 6-й день пребывания на плоту (10 февраля) ветер дул по-прежнему, в Атлантике продолжалась «тасовка». Этот термин бытует среди яхтсменов для обозначения беспорядочной волновой толчеи, нередко наблюдающейся в Атлантическом океане. Нестройными грядами волны надвигались то с востока, то с северо-востока, то с юго-востока. Они обрушивались на плот с трех сторон, и он отплясывал бесконечный рок-н-ролл.

Отлетает одна из заплат, установленных на резиновом днище, и для того чтобы ее восстановить, приходится пускать в расход остатки ремонтного материала. Вода из опреснителя по количеству соли практически не отличается от морской. Кроме того, надо ограничить ее ежедневное потребление (не более л). Рядом с плотом резвятся красивые рыбы-дорады, в последнюю минуту оказываясь за пределами досягаемости. Но вот одна вдруг проплывает совсем рядом, и Стивен мгновенно жмет на спуск подводного ружья, которое он предусмотрительно засунул в аварийный мешок при подготовке к плаванию еще на Канарских островах. Ружье чуть не выпрыгивает из рук. Попал! Плот судорожно корчится, а рыбина срывается и уходит. Серебристая стрела бессильно повисает на конце шнура, слишком слабая, чтобы проткнуть такую рыбу.

«Сейчас голод примется за мои мускулы, а потом доберется до мозга!» — стучит в голове Стивена.

Будущее становится проблематичнее. Дугообразный спасательный круг грозит протереть камеры плота. Чтобы поддержать давление воздуха, приходится их подкачивать четыре раза в день. Дополнительный износ резины означает катастрофу. Он решает найти нагруднику другое назначение — пусть послужит в качестве средства «бутылочной почты», с которой можно отправить послание. Стивен разрезает его, засыпав плот пенополистироловой крошкой, упаковывает свою записку в пластиковые мешки и с помощью липкой ленты прикрепляет к непотопляемым блокам. Послание такое: «Положение скверное, виды на будущее того хуже… Приблизительные координаты… Направление и скорость дрейфа… Прошу сообщить и передать последний привет…».

Наступают 11-е сутки плавания на плоту. Каждый день переполнен бесконечным отчаянием. Стивен часами обдумывает свои шансы на спасение, оценивая остаток сил и высчитывая, сколько миль отделяет его от судоходной трассы, где его могут заметить и подобрать. Состояние плота в целом неплохое, хотя всякий раз, когда поблизости надламывается гребень волны, вода проникает внутрь сквозь смотровое окно. Однажды ночью плот сваливается с обрыва крутого океанского вала, и Стивен несколько секунд барахтается в кипящей пене, будто он попал в настоящий водопад. Ночью плот опять едва не перевернулся. Все содержимое его промокло насквозь. А теперь море спокойное и пышет жаром, как сковородка. Солнечные лучи накаляют эту огромную плоскость и высушивают отсыревшие за ночь вещи на плоту. Солнце и штиль становятся на время союзниками Кал лахена.

На его коже появляются струпья, которые не успевают заживать. Большинство нарывов вызвано раздражением от морской воды. Голодные спазмы сжимают желудок. Каждую ночь Каллахену снится еда. В голове кружатся наполненные разными сортами мороженого вафельные стаканчики, украшенные шоколадными трюфелями. Голод — злое наваждение, от которого нет спасения. Это он насылает на него видения, усугубляющие муки. Стивен заглядывает в свои запасы. Банка с консервированными бобами вздулась. Опасаясь ботулизма, он не рискует их есть. В итоге у него остаются две капустные кочерыжки и пластиковый пакет с подмокшим, забродившим изюмом. Осклизлые кочерыжки горчат, но он все равно съедает их без остатка.

Возле плота появляются рыбы нового вида, поменьше, длиной около 12 дюймов. Вращая своими большими круглыми глазами, они кидаются под плот и крепкими челюстями клюют его в днище. Должно быть, это толстокожие спинороги. Их сородичи, обитающие среди рифов, питаются кораллами и считаются ядовитыми, но люди, пережившие кораблекрушение, нередко употребляли в пищу спинорогов без особого ущерба для здоровья. «Ладно, для моего стола сгодится любое блюдо, лишь бы унять сосущее чувство голода, иначе в скором времени я могу сойти с ума, начну есть бумагу и пить морскую воду», — думает Каллахен.