Виктор Кандыба - Чудотворцы и чудеса. Энциклопедия сверхвозможностей человека

Вернемся к крестьянам-единоличникам. Они как раз никакого зерна в Европу не вывозили и не могли вывозить — по той простой причине, что из-за малого количества земли и почти первобытного уровня ее обработки не способны были производить излишки.

«И я не тому дивлюсь, что были восстания крестьян, а нужно давиться тому, что их было все же очень мало», — пишет митрополит Вениамин.,

Русская деревня до революции хронически голодала — это непреложная истина, опровергающая сказочки о «кисельных берегах». Надежным свидетелем может послужить автор написанных в эмиграции воспоминаний А. Н. Наумов, бывший в 1915–1916 гг. министром земледелия. Он участвовал в борьбе с «самарским голодом» еще в конце прошлого века, когда «небывалые недороды 1897–1898 гг. повлекли за собой почти повсеместное недоедание, а в ряде районов настоящий голод с его последствиями — цингой и тифом». «Что же мне пришлось увидеть? Россия фактически не вылезает из состояния голода то в одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время войны». Видный сановник Ламздорф оставил схожие воспоминания: «От просящих хлеба нет прохода. Окружают повсюду толпой. Картина душераздирающая. На почве голода тиф и цинга». Мало того, министр иностранных дел Гире «в ужасе от того, как относятся к бедствию государь и интимный круг императорской семьи». Царь… не верит, что есть голод! За завтраком в тесном кругу «он говорит о голоде почти со смехом». Находит, что раздаваемые пособия только деморализуют народ, вышучивает тех, кто уезжает в губернии, чтобы наладить помощь. Такое отношение к бедствию «разделяется, по-видимому, всей семьей».

Когда общественность сама пыталась организовать хоть какую-то помощь, этому мешали те же сановники. Полковник

А. А. фон Вендрих, инспектор министерства путей сообщения и фаворит царя, посланный особоуполномоченным в пострадавшие от голода районы, дезорганизовал грузовое движение на центральных магистралях, загнал в тупик одиннадцать тысяч вагонов с зерном, шесть с половиной миллионов пудов подмокли и стали гнить.

Доложили царю. Николай отмахнулся: «Не говорите о нем вздора, это достойный офицер. Всяких побирающих будет много, а таких верных людей, как Вендрих, раз-два и обчелся».

Вендрих просто гноил отправляемый голодающим хлеб. Алабин, председатель Самарской губернской земской управы, получив крупные взятки от хлеботорговцев, отправил голодающим гнилую муку, а в другие районы — зерно с примесью ядовитых семян куколя и других сорняков. Начались эпидемии, люди гибли от отравления. Алабина отдали под суд, но оправдали ввиду «неумелости».

Еще один фаворит царя, товарищ министра внутренних дел Гурко, которому было поручено создать резерв зерна, за взятку переуступил свои полномочия иностранцу Лидвалю — а тот вообще сорвал поставки. Наумов, говоря о голоде, особо подчеркивал «неподготовленность административных верхов, их неспособность обеспечить снабжение, учет и размещение по стране имеющих запасов». Так стоит ли удивляться. Что по всей стране горели помещичьи усадьбы и идиллические «дворянские гнезда»?

О «готовности» России к первой мировой войне авторитетно может поведать А. И. Деникин: «Положение русских армии и флота после японской войны, истощившей материальные запасы, обнаружившей недочеты в организации, обучений и управлении, было поистине угрожающим. По признанию военных авторитетов, армия вообще до 1910 г. оставалась в полном смысле беспомощной. Только в самые последние перед войной годы (1910–1914) работа по восстановлению и реорганизации русских вооруженных сил подняла их значительно, но в техническом и материальном отношении совершенно недостаточно. Закон о постройке флота прошел только в 1912 году. Так называемая «Большая программа», которая должна была значительно усилить армию, была утверждена лишь… в марте 1914 г. Так что ничего существенного из этой программы осуществить не удалось: корпуса вышли на войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тяжелой артиллерии и запаса ружей».

В числе главных причин этого Деникин называет «нашу инертность, бюрократическую волокиту, бездарность военного министра Сухомлинова — «совершенно невежественного в военном деле».

Ситуация усугублялась еще и тем, что русская армия то и дело шла в наступление совершенно не подготовившись — поскольку союзники, терпевшие поражение за поражением, панически просили помочь, и полк за полком ложился костьми, спасая французов и англичан…

По исконному российскому обычаю, когда дела шли плохо, вместо критического и беспристрастного анализа в пожарном темпе выискивали «изменников» и «супостатов». Иная клевета, родившаяся в начале первой мировой, не умерла до нашего времени…

И советские «историки», и антисоветски настроенные эмигранты частенько прохаживались в адрес «изменника и предателя» генерала Ренненкампфа, якобы главного виновника сокрушительного поражения армии генерала Самсонова в Мазурских болотах. Главный упор, как легко догадаться, делался на немецкое происхождение Ренненкампфа — других доказательств попросту не было.

Однако А. И. Деникин дает совершенно иную картину событий, безоговорочно реабилитируя Ренненкампфа, к которому относился с большим уважением, и возлагает всю вину на самого Самсонова, допустившего ряд серьезнейших промахов. И нашедшего в себе силы застрелиться после гибели своей армии…

Кстати, в одном из крупных поражений русских войск в Карпатах был прямо повинен генерал Брусилов, но впоследствии, уже служа у красных, свалил все на генерала Корнилова, прекрасно понимая, что опровергнуть его ложь никто не в состоянии…

Принято считать, что к Февральской революции положение на фронтах наладилось. Больше стало пушек, снарядов, другой военной техники. В подтверждение любят цитировать и Черчилля, и Деникина.

Все так. Однако при этом упускается из виду одна простая вещь: готовность к успешному продолжению военных действий вовсе не означает автоматически, что в государстве все благополучно, что оно здорово. Лучше всех в Европе в 1939 г. к большой войне оказалась подготовленной Германия — но свидетельствует ли это о здоровье государственного организма и нации? Скорее наоборот…

Воз увяз в трясине. Монархия в феврале рухнула. Многозначительная деталь: петербургский градоначальник генерал Хабалов, которому было поручено подавить беспорядки, даже не в состоянии был напечатать увещевающие воззвания. С превеликими трудами выпустив несколько экземпляров листовок, послал городовых наклеить их «где-нибудь». Дальше ехать некуда… Шульгин писал: «Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти… и даже не в этом… Дело было в том, что власть сама себе не сочувствовала. Не было, в сущности, ни одного министра, который верил бы в себя и в то, что он делает».