Павел Супруненко - Я познаю мир. Горы

Послали вестника Гермеса (кстати, покровителя всех странников, торговцев, путешественников и... воров за компанию) разыскать сыночка Геры, привести его на Олимп, чтобы он избавил ее от этого кресла. А Гефест уперся – не пойду. Видно, никак обиду не мог забыть – тоже понятно. Скандал! Но не зря же всемогущи боги. Они подослали Диониса, тот напоил Гефеста и в таком уже невменяемом виде на осле доставил на Олимп. Проспавшись, он освободил матушку от подарка. Да так и остался на богообитаемой вершине.

А то еще был случай. Над главной вершиной Олимпа нависла угроза, что он утратит свое главенство. И произошло это вот из–за чего. Вероятно, тот же заводила Дионис подпоил на Олимпе муз, и те, развеселившись, начали такие песни петь, что у смертных бы уши повяли. А гора Геликон от них пришла в такой восторг, что начала на глазах расти как на дрожжах! Причем безудержно, без остановки и передыху. И так бы, чего доброго, проткнула небо.

И конечно, Олимп при своем высочестве мог бы остаться посрамленным. Тут уж вмешался Посейдон (хоть и ведал он морскими делами, но, видно, по совместительству подрабатывал и по горному ведомству). Он послал своего подчиненного, крылатого коня Пегаса. И тот лягнул копытом зарвавшуюся вершину, привел ее в чувство, вернул ей прежний вид.

В месте удара образовался источник, которому, возможно, и сам Олимп завидовал. Вода Иппокрены, как назывался тот источник, обладала чудесным свойством: она давала вдохновение поэтам.

Вождь племени послал юношей на вершину. «Идите, пока хватит сил. Кто устанет, может вернуться домой, но пусть каждый принесет мне ветку с того места, где он свернул с дороги». Вскоре первый вернулся и протянул ветку кактуса. Вождь усмехнулся: «Ты не пересек пустыню. Ты не был даже у подножия горы». Второму, принесшему серебристую ветку полыни, сказал: «Ты был у подножия, но даже не попытался начать восхождение». Третий с веткой тополя заслужил похвалу: «Неплохо. Ты добрался до родника». Подобное же поощрение получил четвертый с веткой крушины и слова о том, что он поднялся в гору до первой каменной осыпи. Пятому с веткой кедра старик одобрительно кивнул: «Ты был на полпути к вершине». Шестой с веткой сосны тоже услышал похвалу: «Ты прошел три четверти пути, молодец!» А последний пришел с пустыми руками, но лицо его светилось от радости. Он объяснил, что был там, где не растут деревья, но зато видел сверкающее море. И вождь не только поверил ему, но и отдал самую большую дань признания: «Тебе не нужна ветка–символ. Победа сияет в твоих глазах, звучит в твоем голосе. Это одна из вершин твоей жизни. Ты видел гору во всем ее величии». Легенда была записана известным писателем–натуралистом Сетон–Томпсоном.

Это романтическая история. Но в воспитании индейских юношей восхождение на вершину имело особый смысл. Его совершали «кандидаты на зрелость». Вот, к примеру, восхождение на гору Уанакуари близ Куско. Юноши обращались к священному камню с просьбой разрешить участвовать в своеобразном испытании на зрелость мужчины. После жертвоприношений и ритуальных действий на вершине жреца они спускались к подножию. Во время второго восхождения «нагрузка» усиливалась довольно своеобразно – их хлестали и попросту секли свои же родственники. Да не символически, а как можно больнее. С таким расчетом, чтобы парни молчаливо, с достойным видом доказали, что они готовы перенести так же стойко любые невзгоды. После этой ритуальной порки и выздоровления юноши поднимались на священную гору в третий раз. И тут новая проба сил, только не при подъеме, а при спуске. Причем предстоял не обычный спуск, а бег наперегонки. Маршрут выбирался посложнее, по пересеченной местности с глубокими рвами, впадинами, крутыми обрывами. Словом, полосы препятствий были такие, что не обходилось без травм. Были еще паломничества на новые горы, но там уже в финале предстояли более приятные события – получение новых сандалий, вручение оружия, присвоение нового имени.

Так обреталась мужская зрелость у горных инков.

Ох уж эта любовь – чего только из–за нее не случается. Горы порой участвуют в любовных историях. То девушки бросались со скалы в пропасть из–за несчастной любви. А то парню устраивали труднейшее испытание. Когда он вздумывал свататься, то ему предстояло уйти в горы и принести невесте шкуру кугуара. Но это еще что – шкуру добыть нелегко, но все–таки можно. Это в обычаях индейских племен. А вот в Европе, говорят, одно время ну совсем ожесточились против влюбленных.

Одному рыцарю родители обещали руку и сердце невесты только в том случае, если тот возьмет ее на руки и без отдыха взойдет с ней на высокую вершину. Девушка всей душой желает удачи своему суженому, морит себя голодом и одевает легчайший наряд, чтобы весить как можно меньше. И вот тут и начинается трагедия. Такая приятная ноша, но сил не хватает. Сколько их, охотников за своим счастьем, добиралось до вершины, а там падало бездыханными.

С тех пор, говорят, девушки–горянки начали соблюдать строгую диету, стараясь облегчить участь женихов. Но вершины–то высокие. И тогда одна из самых смелых девушек взбунтовалась. Она настояла, чтобы парень не ее поднимал по этим крутющим склонам, а добыл с отвесных скал прекрасный цветок – эдельвейс.

Задача тоже не из простых, но все же полегче.

Как будто ничего выдающегося в этом цветке и не было. Разве сравнишь его с яркими кроваво–огненными маками высокогорных альпийских лугов? Набрал их охапку, так кажется, не только греют, но и обжигают руки и сердце.

Но маки доступны и сами просятся в букет, призывно помахивая головками под ветром. А этот небольшой, вроде совсем невзрачный дикарь забирается в расщелины таких отвесных скал, что никакие «кошачьи когти» не помогали туда добраться. Непросто было найти, дотянуться до эдельвейса, да так, чтобы не сорваться в пропасть.

Эдельвейс будто предвидел, что за ним начнется охота. И поэтому забирался все выше, на обрывы и карнизы, на склоны покруче и поопасней. А риск еще больше подзадоривал добытчиков и их вдохновительниц.

Восторженные натуры находили в цветке массу достоинств, возводили его в символ чистоты и недоступности. Не зря даже само название значило «благородно–белый». Карпатские гуцулы называли его «шелковой косицей», а по–латыни оно звучало как музыка – лентаподикум альпинум из семейства компазите. На возвышенные сравнения наталкивала и форма эдельвейса – звездная, с серебристыми Листьями – мягкими, бархатными, нежными. Не белые корзинки, собранные в сложные соцветия, а живая звезда! Подарить такое девушке – и слов никаких не нужно.