Владимир Малов - Я познаю мир. Рыцари

Потеряв прежнее оборонное значение, все больше ветшали старые замки. Подправлять, чинить укрепления уже не было особого смысла. Да и владельцы, ставшие теперь не рыцарями, а дворянством, знатью, старались перебраться к королевскому двору, чтобы поступить постоянно быть на виду первого владыки, строили себе особняки в столицах. Многие из замков превратились в руины, многие были разобраны на камни для каких-то строительных нужд.

Но все же суждено было старому рыцарскому замку, столь долгое время занимавшему основное место в пейзаже западно-европейских стран, пережить и второе рождение, особенно во Франции. Полуразрушенные укрепления стали преображаться вместе с Ренессансом, Возрождением, когда после итальянских войн стали при короле Франциске I проникать во Францию утонченные итальянские вкусы, в том числе архитектурные.

Оказалось, старый замок-крепость не столь уж трудно превратить в изящный, удобный, красивый замок-дворец. Мрачные боевые башни могут стать красивым декоративным украшением. придающим всему зданию особый колорит. Старые стены — прекрасно сочетаться с ажурными коваными решетками, открытое пространство, на которым издавна ставили замок, чтобы загодя можно было видеть врага, — превратиться в ухоженный парк с аллеями и безупречными газонами. Благодаря таким превращениям и до наших дней дошли многие из старинных замков; правда, далеко уже не в том виде, как в романтические времена рыцарства.

Есть во Франции даже своеобразный неофициальный «заповедник» замков, которые, преобразившись с Возрождением, благополучно прошли через все последующие войны и лихолетья. Один из популярных ныне в мире туристских маршрутов так и называется — замки Луары.

Вот, например, город Шатоден, расположенный на самом берегу реки Луары. Замок близ него принадлежал не кому-нибудь, а самому Дюнуа, отважному и горячему рыцарю, знаменитому сподвижнику Жанны д`Арк. Он начал перестраивать его еще в в 1460 году, не дожидаясь, когда на французскую землю придет Возрождение, которое позже дополнило архитектуру замка своими особыми чертами. Но и по сей день цел донжон XII века — мощный, огромный, высотой с современный десятиэтажный дом.

А другой замок в долине Луары, Шомон, хоть и возведен в конце XVI века на остатках более древнего укрепления, почти не сохранил его примет. В двух древних донжонах были пробиты широкие окна, на черепичных крышах видны каминные трубы. Пожалуй, только силуэт западного фасада может напомнить о временах турниров и менестрелей, но зато Шомон, стоящий на высоком берегу, по праву считается одним из самых живописных архитектурных памятников Франции.

Что же касается замка Монрезор, то архитектор XVI века даже трогать не стал остатки замка, разрушенного за сотню лет до этого, а просто возвел бок о бок с ними красавец-дворец. Кто знает, не будь столь неожиданного архитектурного решения, развалины старого замка, возможно, окончательно исчезли бы с лица земли, а сохраненные, они заставляют вспомнить графа Фулька Анжуйского по прозвищу Фульк Черный — одного из знаменитых военачальников начала XI века. Рыцарский замок построили здесь по его приказу.

О нем же напоминает еще один из луарских замков — Ланже. Граф Анжуйский провел здесь последние годы и здесь же умер в 1040 года. Донжон замка Ланже был возведен, по свидетельству старинной хроники, в 994 году. Восемь с лишним веков спустя, в 1849 году, две его стены рухнули, но и оставшиеся все еще поражают мощью. Нижний этаж донжона завален для прочности каменными глыбами, стены башни достигают полутора метров в толщину.

Перестроили Ланже во времена Людовика XI. В ту пору он имел еще важное стратегическое значение, закрывая дорогу, ведущую из Тура в Бретань. Поэтому все стены и башни замка, выходящие на внешнюю сторону, имеют нарочито крепостной облик, а внутренние выглядят, как стены дворца — с большими окнами, высокими крышами, декоративными башенками, арками. Так выглядел замок в конце XV века, таким дошел и до наших дней; даже подъемный мост на цепях действует до сих пор, именно по нему и попадают в замок туристы.

Немного воображения и, кажется, вот-вот послышатся звуки боевых труб, ржание боевых лошадей, звон доспехов. И сколько же всего должны помнить самые старые из камней замка, чего только не видели за сотни лет! Отважного и сурового графа Фулька, его друзей и врагов. Рыцарей, оборонявших замок, и отправляющихся на поле сражения. Наверняка помнят они и тех, кто уходил из этих мест в далекие крестовые походы...

Но нам тоже пришла пора отправляться по их следу. В следующей части книги пойдет рассказ о, бесспорно, самой памятной в истории рыцарства эпопее — изнурительных жестоких войнах в Святых Местах, о победах и тяжких поражениях, о доблести и фанатизме, горячей вере и алчности, — словом обо всем, что вместили в себя крестовые походы, растянувшиеся на века.

Пожалуй, не так уж много случалось в истории событий, которые влекли бы за собой столь же поразительные перемены сразу для многих стран — и в мировоззрении, и во всем укладе жизни, — как походы рыцарей-крестоносцев на Восток ради освобождения Гроба Господня из-под власти неверных. Вот разве что плавания Христофора Колумба, после которых открылся неведомый прежде европейцам Новый Свет с его неисчерпаемыми запасами золота и серебра, можно поставить в один ряд с ними. Или нашествия кочевых азиатских народов, волнами накатывающиеся на европейские страны. Или, наконец само официальное признание христианства и его распространение.

В 326 году мать римского императора Константина I Великого Елена, позже причисленная к лику Святых, совершила паломничество в Иерусалим. По ее воле поднят был деревянный крест, на котором за три с лишним века до этого распяли Иисуса Христа. Этот крест медленно поворачивали на все стороны света, как бы показывая святыню всему миру и посвящая весь мир Христу.

Там же, в Иерусалиме, в Гефсиманском саду был возведен храм Воскресения, где христиане могли бы молиться у Гроба Господня. А сам император Константин дал христианской Церкви, до этого преследуемой и гонимой, свободу, за что был назван равноапостольным. Он же перенес столицу из Рима в Константинополь, город на берегу пролива Босфор, как раз между Европой и Азией, который позже стал столицей Византийской империи.