Николай Наседкин - Достоевский. Энциклопедия

II. Старое всегдашнее военное правило.

III. То же правило, только в новом виде.

IV. Самые огромные военные ошибки иногда могут быть совсем не ошибками.

V. Мы лишь наткнулись на новый факт, а ошибки не было. Две армии – две противоположности. Настоящее положение дел.

Остальные четыре главки отданы русско-турецкой войне и, в частности, неудачному штурму Плевны 18 /30/ июля 1877 г., обсуждению этого в прессе. Достоевский, в отличие от многих, оптимист и напоминает аксиому, которую он знал еще со времен учебы в Главном инженерном училище : «Эта инженерная аксиома состояла в том, что нет и не может быть крепости неприступной, то есть как бы ни была искусно укреплена и оборонена крепость, но в конце концов она должна быть взята, и что, стало быть, военное искусство атаки крепости всегда превышает средства и искусство ее обороны…» Большие надежды Достоевский возлагает на бывшего питомца Главного инженерного училища и героя Крымской войны Э. И. Тотлебена, только что прибывшего в район Плевны: «Одним словом, наш военный горизонт просиял, и надежд опять много. В Азии кончилось большой победой. Балканская же армия наша многочисленна и великолепна, дух ее вполне на высоте своей цели. Русский народ (то есть народ) весь, как один человек, хочет, чтоб великая цель войны за христианство была достигнута. Нельзя матерям не плакать над своими детьми, идущими на войну: это природа; но убеждение в святости дела остается во всей своей силе. Отцы и матери знают, на что отпускают детей: война народная…» Как показали дальнейшие события, оптимизм Достоевского был вполне оправдан: 28 ноября /10 дек./ 1977 г. Плевна пала, и Тотлебен, назначенный с 1878 г. главнокомандующим всей русской армией на Балканах, сыграл большую роль в победе России над Турцией.

Глава вторая.

I. Самоубийство Гарту ига и всегдашний вопрос наш: кто виноват?

II. Русский джентльмен. Джентльмену нельзя не остаться до конца джентльменом.

III. Ложь необходима для истины. Ложь на ложь дает правду. Правда ли это?

В московском Окружном суде с 7 по 13 октября 1877 г. проходил процесс по обвинению генерал-майора Л. Н. Гартунга (мужа дочери А. С. Пушкина Марии) и некоторых других лиц в похищении денежных документов. Гартунг, который не был лично виновен в похищении, застрелился 13 октября в помещении суда. Всю вторую главу октябрьского выпуска Достоевский посвятил этому делу, чтобы вновь поднять вопрос о состоянии судебной системы, об ошибках суда присяжных. Внимание писателя-психолога данный случай привлек по двум причинам: 1) самоубийство как следствие возможной судебной ошибки и 2) добровольная смерть как достойный выход аристократа, «джентльмена» из тупиковой позорной ситуации, в которую попал он по воле «фатума» и по слабости характера, по непрактичности, столь свойственной именно русскому человеку, самоубийство как единственный способ сохранения чести. Симпатии автора явно на стороне Гартунга, Достоевский не то что не осуждает его самоубийство, он даже его как бы оправдывает: «Бывают в этом слое интеллигентных русских людей типы, с некоторой стороны даже чрезвычайно привлекательные, но именно с этими несчастными свойствами русского джентльменства <���…>. Иные из них почти невинны, почти Шиллеры; их незнание «дел» придает им почти нечто трогательное, но чувство чести в них сильное: он застрелится, как Гартунг, если, по своему мнению, потеряет честь <���…> Одним словом, Гартунг умер в сознании совершенной своей личной невинности, но и ошибки… судебной ошибки, в строгом смысле, никакой не было. Был фатум, случилась трагедия: слепая сила почему-то выбрала одного Гартунга, чтоб наказать его за пороки, столь распространенные в его обществе. Таких, как он, может быть, 10 ООО, но погиб один Гартунг…» Что касается суда, то вывод автора таков: «Я знаю, что все это лишь праздное с моей стороны нытье. Но послушайте, учреждение гласного присяжного суда все же ведь не русское, а скопированное с иностранного. Неужели нельзя надеяться, что русская национальность, русский дух когда-нибудь сгладят шероховатости, уничтожат фальшь… дурных привычек, и дело пойдет уже во всем по правде и по истине. Правда, теперь это невозможно: теперь именно защита и обвинение блистают этими дурными привычками, ибо одни ищут денег, а другие карьеры. Но ведь когда-нибудь можно же будет прокурору даже защищать подсудимого, вместо того чтоб обвинять его, так что защитники, если бы захотели возразить, что даже и той малой доли обвинения, которую прокурор все же оставил на подсудимом, нельзя применить к нему, то присяжные заседатели им просто бы не поверили. Я даже так думаю, что такой прием скорее бы и вернее гораздо способствовал к отысканию истины, чем прежний механический способ преувеличения, состоящий в крайности обвинения и в зверстве защиты?..»

Глава третья.

I. Римские клерикалы у нас в России.

II. Летняя попытка Старой Польши мириться.

III. Выходка «Биржевых ведомостей». Не бойкие, а злые перья.

Вся глава посвящена опасности экспансии «римских клерикалов» (сторонников установления светской власти папы римского), польских католиков и вообще католичества в отношении России, православия.

НОЯБРЬ.

Глава первая.

I. Что значит слово: «стрюцкие»? В январском выпуске ДП за 1877 г. часть вторая второй главы была озаглавлена «Мы в Европе лишь стрюцкие», кроме того слово это не раз встречалось в тексте «Дневника», и здесь Достоевский, в ответ на запросы читателей, объясняет и комментирует значение слова-понятия. «Стрюцкий» – есть человек пустой, дрянной и ничтожный. В большинстве случаев, а может быть, и всегда, – пьяница-пропойца, потерянный человек…»

II. История глагола «стушеваться». Здесь автор продолжает «лингвистическую» тему, вспоминает о времени, когда он только входил в литературу и впервые в повести «Двойник» употребил слово «стушеваться» из лексикона питомцев Главного инженерного училища, которое широко потом начало употребляться в русском языке. Значение же его – «исчезнуть, уничтожиться, сойти, так сказать, на нет».

Главное инженерное училище

Глава вторая.

I. Лакейство или деликатность?

II. Самый лакейский случай, какой только может быть.

III. Одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать.