Николай Наседкин - Достоевский. Энциклопедия

Свидригайлова Марфа Петровна;

Тит Васильич;

Филипп.

Автограф Достоевского (дарственная надпись А. Н. Островскому) на издании «Преступления и наказания» 1877 г.

«Это психологический отчет одного преступления.

Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда не годна», «для чего она живет?», «Полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. Эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать; с тем, чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства – притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству», чем, уж конечно, «загладится преступление», если только может назваться преступлением этот поступок над старухой глухой, глупой, злой и больной, которая сама не знает, для чего живет на свете, и которая через месяц, может, сама собой померла бы.

Несмотря на то, что подобные преступления ужасно трудно совершаются – то есть почти всегда до грубости выставляют наружу концы, улики и проч. и страшно много оставляют на долю случая, который всегда почти выдает винов<���ных>, ему совершенно случайным образом удается совершить свое предприятие и скоро и удачно.

Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы. Никаких <���…> подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он – кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости и разъединенности с человечеством, которое он ощутил тотчас же по совершении преступления, замучило его. <���…> Преступн<���ик> сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело…» (Из письма М. Н. Каткову , 10 /22/ – 15 /27/ сентября 1865 г.) Так сам Достоевский представлял главную сюжетную линию своего будущего романа, предлагая его издателю «Русского вестника». Чуть далее в том же письме обозначена и главная идея романа, выразившаяся затем в его названии: «В повести моей есть, кроме того, намек на ту мысль, что налагаемое юридическ<���ое> наказание за преступление гораздо меньше устрашает преступника, чем думают законодатели, отчасти и потому, что он и сам его нравственно требует…»

В начале лета 1865 г. Достоевский срочно уезжает за границу. Дела его ужасны: в ушедшем году умерли один за другим брат М. М. Достоевский и жена М. Д. Достоевская , только что окончательный крах потерпел и журнал «Эпоха», случился-произошел окончательный разрыв с А. П. Сусловой, многочисленные кредиторы грозят долговой тюрьмой, семейство Михаила Михайловича, пасынок П. А. Исаев, больной младший брат Н. М. Достоевский и другие бедные родственники не просто ждут, а требуют от него помощи, бесконечные изнуряющие припадки падучей замучили окончательно… За границей он намеревался хотя бы на время скрыться от кредиторов (да и родственников) и найти выход из очередного жизненного тупика. Надежды на очередной Рулетенбург и на этот раз не оправдались: выиграть разом и большую сумму не удалось, больше того, – проиграл последние гроши. Оставалась, как всегда, последняя надежда – на литературу, на свой талант. Еще перед отъездом-бегством из Петербурга он предложил свою будущую повесть под названием «Пьяненькие» издателям «Санкт-Петербургских ведомостей» В. Ф. Коршу и «Отечественных записок» А. А. Краевскому. Получил отказ. Тогда, от безвыходности положения, писатель, уже из-за границы, и решился обратиться с предложением к Каткову. Надо помнить, что совсем незадолго до того Достоевский на страницах своих журналов «Время» и «Эпоха» вел ожесточенную полемику с «Русским вестником», «Московскими ведомостями» и персонально с их издателем – нелицеприятных слов с обеих сторон было высказано немало (см.: «Свисток» и «Русский вестник », «Ответ «Русскому вестнику », «Литературная истерика », «По поводу элегической заметки «Русского вестника»), Катков предложение принял, просимый автором аванс в триста рублей выслал. И получил произведение, которое произвело потрясение в читающей публике и увеличило тираж журнала на несколько сот экземпляров. Но, самое главное, первый роман из «великого пятикнижия» Достоевского окончательно утвердил его реноме глубочайшего писателя-психолога, поднял его авторитет в мыслящей России (а позже и за рубежом) на должную высоту.

Появление «Преступления и наказания» было подготовлено всем предыдущим творчеством Достоевского. Тема Петербурга («Слабое сердце»), тема подполья («Записки из подполья»), тема мечтательства («Белые ночи»), тема преступления и наказания («Записки из Мертвого дома») – эти и многие другие темы переплавились-слились в новом романе, приобрели углубленный философский смысл. Но одна тема, только лишь мимоходом затронутая-упомянутая прежде в «Господине Прохарчине», через 20 лет именно в «Преступлении и наказании» заняла главенствующее место, была исследована-показана автором во всей ее сложности и глубине. В раннем рассказе один из героев, «дрожа от досады и бешенства», кричит Прохарчину. «Что вы, один, что ли, на свете? для вас свет, что ли, сделан? Наполеон вы, что ли, какой? что вы? кто вы? Наполеон вы, а? Наполеон или нет?! Говорите же, сударь, Наполеон или нет?..» Господин Прохарчин на вопрос этот иступленный не ответил, да и вопрос был риторическим. А вот для Раскольникова это как раз вопрос отнюдь не риторический, от него зависит не только вся его будущность, но и просто-напросто – жизнь. Вопрос о наполеонизме в «Преступлении и наказании» сформулирован главным героем так: «Тварь ли я дрожащая или право имею?..»