Алексей Ардашев - Снайперы. Самая полная энциклопедия

Ранним утром Зайцев со своим напарником Николаем Куликовым уже пробирался через развалины к тому месту, где ранило снайпера Ш. Залегли, замаскировались и внимательно, методично принялись исследовать передний край немцев. Никаких изменений, способных насторожить. На этом участке было относительно спокойно: и немцы, и наши бойцы прочно занимали дома-крепости, давно пристреляв каждый метр ничейной земли.

Пролежав в неподвижности весь день, так и не обнаружив гитлеровца, Зайцев и Куликов возвращались к себе.

– Ума не приложу, где он может прятаться? Я каждый камешек наизусть знаю, – говорил Куликов.

– А помнишь, когда солнце садилось, над траншеей каска несколько раз показывалась?

– Отчего же, помню. Я еще подумал – выстрелить, что ли.

– И правильно сделал, что не выстрелил. У меня угол выгоднее был, так я заметил – каска-то качалась чуть из стороны в сторону, как если бы ее несли на палке, а уж никак не на голове! Следует присмотреться.

Второй день не принес определенности. Немцы даже стрелять стали меньше, как бы приглашая на этот «мирный» участок.

Вечером Зайцев снова и снова возвращался к тому короткому участку земли, который он знал как свои пять пальцев, но так и не мог найти места, где скрывался враг. Василий видел каждый камень, знал цвет изуродованных стен: слева черные, покрытые густой сажей (видимо, в подвале дома раньше был склад горючего). Справа от засады вздыбился немецкий танк. Отчетливо стояла перед глазами изогнутая линия траншей с дотом в центре. За эти два дня Зайцев испробовал приемы, помогавшие не раз выманить на свет божий немецких снайперов, но берлинский стрелок не клюнул. «Впервые с таким терпеливым сталкиваюсь, – рассуждал Зайцев, – обычно немец на выдержку слаб. На что уж был выдержан тот, который прятался в разбитой ванне, на втором этаже, так держался, что я даже ему посочувствовал за долготерпение. А ведь тоже на третьи сутки сломался – показал свой козырек. И – хана! Не нравится мне этот майор. Может, его и вовсе здесь нет? И сидим мы как дураки?» Эта мысль растревожила, и разочарование готово было овладеть снайпером, разочарование, знакомое любому охотнику, когда желанная дичь выскользнет из-под самого носа. Но Зайцев быстро взял себя в руки. «На дне терпения золото лежит», – говаривал в детстве его отец.

…Сентябрьская ночь – ни зги не видно. Вышли в ночь, чтобы с рассветом сидеть уже в засаде. Подходя к позиции, замедлили шаг – вот теперь уж точно ни звука, ни шороха не должно долетать до врага. Заняли снайперы свои гнезда, политрук замаскировался среди камней неподалеку от Зайцева.

Рассветало долго, с Волги наползал густой туман. Постепенно стал вырисовываться подбитый танк, ДОТ с закрытой заслонкой амбразуры. Потянуло с той стороны дымком – фашистский повар разжигал походную кухню. Испортить бы немцам аппетит парой метких выстрелов, да и они стали хитры, жизнь научила – отводили дымоходы подальше, чтобы невозможно было определить, где укрылась кухня. Зайцев рассматривал передний край через оптический прибор, выискивая малейшие изменения.

– Сейчас я вам покажу, где он, – сказал неожиданно политрук и непроизвольно приподнялся на своем месте. Выстрел прозвучал одновременно с его словами, и Данилов (политрук) осел вниз.

– Ранен легко, доползу сам. А он под листом железа укрылся, – услышал Зайцев голос Данилова.

Зайцев сотни раз скользил взглядом по большому листу железа на груде битых кирпичей на ничейной полосе. Груда как груда. А если к ней ход подвести незаметно? Совсем неплохая позиция.

Зайцев надел на дощечку варежку (ночи стали холодные, и снайперам раньше других выдали шерстяные вязаные варежки, чтоб пальцы не коченели) и слегка высунул над головой. Выстрела не услышал, но почувствовал удар. Опустил варежку – так и есть, дырка. Прикинул по попаданию угол, как ни верти, а только из-под железного листа мог палить враг.

На следующую ночь оборудовали новые позиции и стали дожидаться утра. С первыми лучами солнца возобновились бои в городе, грохот нарастал с каждой минутой.

Куликов сделал для проверки ложный выстрел, «рассекречивая», как и было договорено, позицию. Ждать довелось долго, с утра солнце светило в глаза нашим снайперам, а после обеда – в сторону немца. Зоркий глаз Зайцева уловил едва заметный блик отраженного луча. Кусочек битого стекла или оптический прицел?

Куликов осторожно, исподволь поднимал вверх на палке каску. Со звоном пронзила пуля металл. Куликов на мгновение подпрыгнул и с криком упал.

Гитлеровец высунулся из-за укрытия (уж очень майору Кенингсу хотелось убедиться в бинокль о результатах выстрела, сам небось учил курсантов не делать так), тут-то его и настигла зайцевская пуля. (Трофейный оптический прицел с винтовки Кенингса экспонируется в Центральном музее Вооруженных сил СССР (теперь – России.). Прибор очень точный, большого увеличения – начальник Берлинской школы снайперов действительно был классным стрелком.)

– После того дня снайпер у немцев пошел полохливый, – рассказывал Зайцев. – Точно что-то надорвалось у них, совсем растеряли веру в себя и выдержку. В единоборство редко вступали. Чаще всего на каждый выстрел нашего снайпера вызывали огонь артиллерии и минометов. Лупят, бывало, полчаса по пустому месту, камни летят по сторонам, а снайпера давным-давно след простыл – высматривает фашиста в другом месте».

«Моя снайперская практика началась состязанием с фашистским снайпером. На третий день я почувствовал, что за мной охотится фашист. Однако обнаружить его не мог. На четвертый день утренней зорькой я пробирался на огневую позицию. Встретил знакомого сержанта-артиллериста. Перекурили. Он мне и говорит:

– Смотри, будь осторожен. У фрицев снайпер появился.

– Вот его-то я ищу.

Я занял ОП и начал наблюдать. Фрицы не появлялись.

Так тянулось довольно долго. Я страшно устал от длительной неподвижности, взял да и сел за березку. Вдруг в ствол березы, за которой сидел, щелкнула пуля, затем другая. «Вот он, фашистский снайпер», – думаю. Два выстрела для меня были неожиданны, но я по ним обнаружил фрица. Тогда взял заготовленное чучело и высунул его из-за березы. Фриц не заставил себя ждать – сделал три выстрела по чучелу и, нужно сказать, довольно удачно: в каске было три пробоины. Эти три выстрела выдали его. Он сидел в кустарнике, метрах в 200 от меня, неплохо замаскировавшись. Видимо, решив, что я убит, он вдруг поднялся и сказал кому-то: «Рус фельт». Тут-то я его и прикончил.

Главную роль в моих успехах сыграла удачно выбранная огневая позиция. Ее я оборудовал на расстоянии 150–180 метров от линии обороны противника, под березой, скошенной пулеметным огнем. Пень ее был высотой сантиметров в семьдесят. Ветвистая береза упала, но не оторвалась совсем от пня. Образовался шатер. По ночам я березу обкладывал новыми ветками. Это было на опушке нейтральной рощи и настолько близко от фрицев, что они даже и мысли не допускали, что под ней советский снайпер.