Михаил Шойфет - Сто великих врачей

В книге «Criminal Man» (1895 г) Ломброзо впервые изложил результаты использования примитивных приборов при допросе преступников. В одном из описанных им случаев следователь, беседуя с подозреваемым, с помощью плетизмографа обнаружил физиологические изменения (ускорение пульса, увеличение давления, увеличение частоты дыхания и потливости). Описанный случай интересен тем, что является, по-видимому, первым зафиксированным в литературе примером применения «детектора лжи».

Рассматривая уголовное право как отрасль физиологии и патологии, Ломброзо переносит уголовное законодательство из области моральных наук в область социологии, сближая его вместе с тем с науками естественными. Он предлагал заменить судей-криминалистов судьями новой формации, из среды представителей естественно-научной области.

Еще при жизни Ломброзо его идеи встретили решительный протест со стороны криминалистов и антропологов, доказывающих, что уголовное право — наука социальная и что ни по предмету, ни по методу исследования она не может опираться на антропологию. На Брюссельском международном уголовно-антропологическом конгрессе Ломброзо подвергся ожесточенной критике. Была доказана несостоятельность понятия «преступный человек» как особого типа, равно как и других положений, которые из своей теории выводил Ломброзо. Критика, однако, не смущает Ломброзо. Он продолжает работу и пишет новые книги. Так, после сочинения о преступном человеке («L'uomo dehguente», 1876 г.) он написал о политическом преступлении и о революциях в отношении к праву, уголовной антропологии и науки управления («Iidehtto politico e le nvoluzioni», 1890 г), о преступной женщине («La donna dehguente», 1893 г).

Чезаре Ломброзо критиковал взгляды Ф Гальтона за то, что тот сближал гениальность человека с психическим расстройством. Сам же он опередил Гальтона в этом вопросе. До Ломброзо и после него многие авторы писали о невротичности гениальных людей, однако его теории суждено было обратить на себя большое внимание. В своей книге «Gemo e follia» (1864) («Гениальность и помешательство»), которая наделала много шума и еще при его жизни переиздавалась более 6 раз, Ломброзо выдвинул тезис, что гениальность соответствует ненормальной деятельности мозга, граничащей с эпилептоидным психозом. Причины творческого вдохновения, по Ломброзо, суть эквиваленты судорожных припадков.

Действительно, в состоянии экстаза, обрисованного Достоевским в его «Идиоте», которое овладевает иными эпилептиками перед припадком падучей болезни, возникает восторженное состояние, под влиянием которого рождается нечто новое, творческое. Под влиянием такого экстаза, например, Паскаль написал род исповеди, или завещания, которое зашил в подкладку своей одежды и всегда с тех пор носил при себе. Удивленный чтением исповеди Паскаля, академик Кондорсе счел ее чем-то вроде заклинания против дьявольского наваждения. В оправдание этой гипотезы, усвоенной также врачом Лелю, написавшим в 1846 году целую книгу об отношении здоровья этого великого человека к его гению, говорят некоторые факты, которые здесь нет возможности привести. История знает множество талантливых людей, которые страдали эпилепсией, среди них были Авиценна, Пифагор, Демокрит, Александр Македонский, Плутарх, Юлий Цезарь, Петр I, Ван Гог, Достоевский, Мольер, Наполеон I… Однако никем еще не доказано, что эпилепсия активирует талант.

В поисках общего у помешанных и гениальных Ломброзо пытался доказать, что безумство порой приводит к гениальным творениям «Между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство», — пишет Ломброзо. Далее он говорит, что тех и других, вследствие гипертрофированной чувствительности, чрезвычайно трудно убедить или разубедить в чем бы то ни было. Он говорит о способности гениев интерпретировать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования и во всем находить повод к глубокой, бесконечной меланхолии. Эта способность, считает Ломброзо, обусловлена большим умом, благодаря которому талантливый человек изобретательнее находит истину и в то же время легко придумывает ложные доводы в подтверждение основательности своего мучительного заблуждения. Все эти аналогии автор иллюстрирует на богатом материале. В качестве примеров, подтверждающих его теорию, Ломброзо приводит целый ряд ученых, художников, писателей, поэтов и т. д.

Профессор Ломброзо и примкнувший к нему доктор Пальяни из Болоньи заявили, что признают факт передачи мысли на расстоянии. В последнем номере «Архива психиатрии» за 1880 год они представили опыты с неким французом Пикманом, который был выбран для экспериментов не случайно. Дело в том, что он давал публичные представления (идеомоторные акты, подобные тем, которые в то же самое время демонстрировал русский г-н Онофров в Уэстминстерском Аквариуме). Ломброзо утверждает, что в его опытах с Пикманом внушения не проходили обычным путем, то есть по известным каналам чувств, а происходила подлинная передача мысли.

Занимался Ломброзо и исследованием способностей медиумов к ясновидению. Сначала он не верил в их способности и даже слушать об этом ничего не хотел. Относительно приписываемой медиумам способности к ясновидению он сообщает следующее: «У Евзапии Паладино, например, зафиксировано два случая, которые с большой натяжкой можно назвать предвидением. Первый случай относился к известной краже у нее драгоценностей. Она утверждала, что будто бы об этой краже ее предупредили два повторившихся подряд в одну ночь сновидения, которые произошли за день до кражи. Однако из ее последующего рассказа стало известно, что все произошло совершенно иначе, чем привиделось во сне. Вообще говоря, Евзапию не всегда можно понять из-за свойственной ей сбивчивости. Чтобы навести справки о злоумышленнике, ей пришлось обратиться к одной из своих соперниц, сомнамбуле, госпоже Дичь-Пиано, которая указала на ее привратницу как на виновницу кражи. Это указание оказалось верным, к такому же мнению пришла вскоре полиция».

Второй случай определеннее, но на научный эксперимент похож мало. Ломброзо дважды знакомил Евзапию с личностями, выдававшими себя за ее поклонников, но которые на самом деле таковыми не являлись. В результате, даже не взглянув на них, она грубо от них отмахнулась.

Чезаре Ломброзо довел до общественности свое мнение о спиритизме: «Феномены спиритизма происходят от самих медиумов, но никак не от потусторонних сил». К медиумизму Ломброзо относился крайне враждебно до 1891 года, пока не принял участие в экспериментах с медиумом Паладино. В результате экспериментов он заявил о своем убеждении в реальности явлений спиритизма, но также, что он по- прежнему не признает спиритических теорий. После этого тема спиритизма, во всяком случае в Италии, стала достаточно животрепещущей.