Геннадий Прашкевич - Самые знаменитые ученые России

Как математическая физика при начале своего развития была точной копией своей старшей сестры – небесной механики, но затем эмансипировалась и поставила математике ряд новых задач, повлекших за собой развитие особых разделов, так и биология, развиваясь под влиянием своей старшей сестры – физики, сумеет от нее заимствовать только то, что ей нужно, а в остальном пойдет своей дорогой по пути предстоящих ей действительно великих открытий. А эти открытия не окажутся без взаимного влияния и на область чистой математики. Может быть, развитие учения о биологических формах вызовет к жизни или к развитию новые категории соотношений между геометрическими образами».

В 1921 году Любищева пригласили в Пермь на должность доцента университета по кафедре зоологии. Там он чуть не погиб, заболев сыпным тифом. Приступ болезни обрушился на него во время посещения Кунгурской ледяной пещеры. Буквально на плечах вынес Любищева из пещеры его друг доктор В. Г. Вайнштейн.

В Перми Любищев закончил работу «О природе наследственных факторов», которую считал самой интересной своей теоретической работой.

«…При всем разнообразии современных теоретических взглядов в биологии, – писал позже профессор С. В. Мейен, объясняя эволюционные взгляды Любищева, – наиболее распространенное убеждение, унаследованное от классического дарвинизма, таково: самой триады проблем „система – эволюция – форма“ не существует. Эволюция творит форму, из эволюции и только из нее вытекает и система. Естественные группы организмов – не более чем ветви филогенетического древа. Форма организмов – всего лишь внешний результат, чистый эпифеномен эволюции, руководимой средой и функцией, а через них – естественным отбором. Поэтому вне теории эволюции не может быть теории системы организмов. То же относится и к форме организмов. Если и обнаруживается в ней нечто независимое от физиологии и среды, то это обычно считается уже не биологической проблемой. Итак, признается связь, но не равноправие членов упомянутой триады. Существует лишь одна главная проблема – эволюционная – с ее частными аспектами.

Действительно (считал Любищев), в системе организмов нашла отражение их эволюция. Но не одна лишь историческая общность ответственна за существование естественных групп организмов. Конечно, в форме организма запечатлелись следы прошлой истории, эта форма не безразлична к функции и среде, но есть в ней нечто самостоятельное, нечто такое, чего мы никогда не поймем и не объясним, обращаясь лишь к физиологии, экологии и истории развития. Да и сама эволюция – не просто сумма утилитарных приспособлений. Это сложный процесс, ход которого контролируется множеством факторов, не сводимых друг к другу и не выводимых друг из друга. Но совокупность их рождает нечто совершенно новое – собственные законы эволюции, или номогенез. Стало быть, связь между членами триады теснейшая, но от этого не исчезает самостоятельность каждого ее члена, т. е. необходимо выявить имманентные законы системы, законы эволюции и законы формы».

В начале 20-х вышли статьи Любищева, посвященные указанным выше проблемам: «О форме естественной системы организмов», «Понятие эволюции и кризис эволюционизма» и «О природе наследственных факторов». В первой из них Любищев резко выступил против нескольких доныне распространенных убеждений. Во-первых, считал он, система не обязательно должна быть иерархической. Она может иметь форму, скажем, лестницы или сети. Во-вторых, естественная система не обязательно должна являться отображением филогенеза. И, наконец, проблема системы организмов может быть решена лишь с учетом принципов систематики любых объектов, в том числе неживых. Главный же вывод, сделанный Любищевым, заключался в том, что в вопросах систематики невозможно пользоваться языком эволюции. Прослеживание линий эволюции – совершенно бесплодная работа для истинной систематики. Строить саму систему надо, отрешившись от эволюционного подхода.

Среди многих существовавших к тому времени эволюционных теорий безусловное предпочтение Любищев отдавал номогенезу. При этом он ясно указывал на недостаток теории, развиваемой Л. С. Бергом и Д. Н. Соболевым: «…Оба автора недостаточно проводят различие между строгой закономерностью самого процесса и ограниченностью многообразия, известной предопределенностью конечных или наиболее устойчивых этапов, собственно преформацией». К этому Любищев добавлял «…непонимание необходимости полного пересмотра наших представлений о форме системы» и неверную связь учения о номогенезе с проблемой целесообразности.

«…В 1926 году университет представил отца к званию профессора, – вспоминала Е. А. Равдель, дочь Любищева. – Но в уже опубликованных работах (встретивших большую поддержку Н. И. Вавилова и Л. С. Берга) „О форме естественной системы организмов“, „Понятие эволюции и кризис эволюционизма“ и особенно в книге „О природе наследственных факторов“ отец выступил с позиции, которую многие тогдашние биологи восприняли как чересчур диалектичную. К тому времени его взгляды полностью сформировались, пройдя сложный путь от ортодоксального дарвинизма и механицизма к признанию номогенеза (с некоторыми оговорками) и ирредукционизма. Все это в те времена считалось недопустимой ересью. Друзья предупреждали отца, что опубликование этих работ может послужить препятствием к получению профессуры. Так и получилось: хотя ректор пермского университета поддерживал представление его к званию профессора, а декан биологического факультета лично ходатайствовал за отца, из Государственного Ученого совета (ГУС) был получен отказ».

В 1926 году Любищев переехал в Самару.

В Самаре он был назначен профессором кафедры зоологии Сельскохозяйственного института. Он успешно провел несколько работ, связанных с проблемами сельского хозяйства, много занимался прикладными работами. «Занятия прикладной энтомологией, – вспоминал позже Любищев, – мне были небесполезны и для моих чисто научных занятий. При работе с пилильщиком и изозомой я довольно хорошо практически овладел приемами математической статистики, а это уже привело впоследствии к углубленному знакомству с теми методами, которые я сейчас намерен применять в области систематики насекомых. Если я успею выполнить свои главнейшие планы, то придется сказать, что мое отвлечение в область прикладной энтомологии не было ошибкой…»

В 1930 году Любищев переехал в Ленинград, где начал работать во Всесоюзном институте защиты растений.

«Главной причиной переезда для отца, – писала Е. А. Равдель, – была надежда на то, что освобождение от преподавательской деятельности увеличит время на работу как по прикладной энтомологии, так и по общим проблемам биологии. Именно в этом он и ошибся: научной работой в Ленинграде ему пришлось заниматься мало.