Игорь Мусский - 100 великих дипломатов

Служебное положение Висковатого не изменилось в связи с отлучением от церкви; он оставался главой Посольского приказа. Не исключено, что сам царь покровительствовал Ивану Михайловичу.

9 февраля 1561 года Иван IV жалует Висковатого званием „печатника“ (хранителя государственной печати), называет его „своим ближним и верным думцем“. С этого времени Висковатый в дипломатических документах одновременно именуется печатником и дьяком. Немец-опричник Генрих Штаден свидетельствовал; „Кто получил свою подписную грамоту, должен идти к Ивану Висковатому, который хранил печать. Человек он гордый, и счастливым мог почитать себя тот, кто получал от него грамоту в течение месяца“.

Висковатый неоднократно произносил речи от имени Ивана IV. Так, в 1562 году, когда шведы просили о частичном изменении практики обмена польствами между Москвой и Стокгольмом, он говорил: „То дело надлежит тягостнее свыше всего, что прородителей своих старина порушити“. В дипломатической практике часто использовались выдержки из документов Посольского архива, ссылки на примеры прошлого. Послы украшали свою речь предложениями из библейских текстов, пословицами и афоризмами.

После возвращения из Дании в ноябре 1563 года Висковатый постоянно назначался царем в состав боярских комиссий для переговоров с иностранными послами, но практически не занимался делопроизводством Посольского приказа. Во время пребывания Висковатого в Дании дьяк Андрей Васильев стал величаться „Царского Величества думным дьяком“ и сохранил это звание в дальнейшем. Таким образом, летом 1562 года дело посольского дьяка фактически перешло к Васильеву. Висковатый как глава Посольского приказа продолжал оставаться советником.

Документальных свидетельств о его деятельности по возвращении из Дании немного. Висковатый, Васильев и ставленник Захарьиных Ники Фуников, возглавлявший Казенный приказ, держали в своих руках важну приказную документацию.

7 мая 1570 года Иван IV принял в Москве литовских послов, „а встречи им были две: первая встреча, вышедши из столовых сеней на рундуке печатник Иван Михайлович Висковатого, да дьяк Андрей Щелкалов“. В июне 1570 года Висковатый участвовал в переговорах боярской комиссии с польскими послами в Москве и 22 июня вручил послам грамоту.

Обстановка в стране становилась все напряженнее. Царь всюду видел измены. Опричная Дума приняла решение о походе в западные районы. В январе 1570 года карательная экспедиция устроила жестокий погром в Новгороде. Сразу же после возвращения царя из Новгорода было затеяно так называемое „московское дело“ высших приказных чинов, по которому сред прочих арестовали и казнили родного брата Висковатого Третьяка. Иван Михайлович объяснился с царем, убеждая его прекратить кровопролитие. Болезненно подозрительный Иван IV решил, что против него сложилась оппозиция. Висковатый настойчиво советовал царю, чтобы он „…в особенности же не истреблял своего боярства, и просил его подумать о том, с кем же он будет впредь не то что воевать, но и жить, если он казнил столько храбрых людей“. В ответ на слова Висковатого царь разразился угрозами: „вас еще не истребил, а едва только начал, но я постараюсь всех вас искоренить, чтобы и памяти вашей не осталось“. Вскоре более 300 человекам был предъявлено обвинение, в том числе почти всем главным дьякам московских приказов. Висковатый обвинялся в заговоре с целью сдать Новгород и Псков польскому королю, посадить на трон Старицкого, в изменнических сношениях с турецким султаном и крымским ханом, которым он „предлагал“ Казань и Астрахань.

25 июля 1570 года великий дипломат был казнен на рыночной площади. Сначала опричники пытались заставить его публично признаться в своих „преступлениях“ и просить царя о помиловании. Но его последние слова были: „Будьте прокляты, кровопийцы, вместе с вашим царем!“ После гордого отказа Ивана Михайловича распяли на кресте из бревен и расчленили живого на глазах царя и толпы.

Вслед за Висковатым казнили еще более 100 человек, в том числе бывшего его помощника, главу Посольского приказа А. Васильева и государственного казначея Н. Фуникова, которого сварили, обливая кипятком».

Так закончилась жизнь Висковатого, о котором составитель Ливонской хроники Б. Руссов писал: «Иван Михайлович Висковатый — отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы, описывая казнь Висковатого, польский хронист Александр Гваньини заключил: „Таков конец превосходного мужа, выдающегося по уму и многим добродетелям, канцлера великого князя, равного которому уже не будет в Московском государстве“».

Уильям Сесил происходил из дворянской семьи. Его отец и дед благодаря верной службе Тюдорам и выгодным бракам приобрели небольшое состояние и положение джентри. В 1535 году Уильям поступил в колледж Сент-Джона в Кембридже. Он получил классическое гуманитарное образование. Сесил влюбился в сестру преподавателя Джона Чека, Мэри. Он женился на ней в 1541 году, но в 1543 году она умерла, оставив Уильяму сына, Томаса.

Вскоре после этого Сесил попал в парламент. В 1545 году он женился во второй раз, на образованной и хитрой Милдред Кук.

В 27 лет Сесил уже был секретарем герцога Сомерсетского и пользовался его неограниченным доверием. После того как герцога арестовали, Сесил также был отправлен в Тауэр, но вскоре его освободили. Он служил государственным секретарем при герцоге Нортумберленде. Когда последний выступил противником королевы Марии, Сесил перешел на его сторону.

Относясь индифферентно к религиозным вопросам, он легко принимал господствующую, в данный момент, религию и выполнял ее обряды.

Еще при жизни Марии Сесил сблизился с Елизаветой, называвшей его последствии своим «умом». В ноябре 1558 года королева Мария умерла, но перед смертью она с большой неохотой объявила младшую сестру своей наследницей.

Видимо из-за того, что Тайный совет Марии был слишком большим, Елизавета распустила две трети его членов и заменила их своими родственниками, служащими и политическими сподвижниками. Сесил занял первое место в управлении Англией. Он был находчивым администратором, а в политике преследовал далекие цели.

Сесил так определял свое кредо: «Я действительно придерживаюсь и всегда буду придерживаться такой линии в тех делах, по которым мое мнение не совпадает с мнением Ее Величества: до тех пор пока мне будет позволено давать советы, я не буду менять свое мнение, утверждая противоположное, ибо таким образом я оскорбил бы Господа, которому я прежде всего повинуюсь, но как слуга я буду повиноваться приказаниям Ее Величества, ибо неразумно противоречить одному и тому же, принимая во внимание, что здесь она главный исполнитель воли Господа, и это Господня воля выполнять ее приказы после того, как я выполнил свой долг в качестве советника, и в глубине моего сердца я буду желать ее распоряжениям такого успешного осуществления, какое, я уверен, она задумывала».