Николай Дорожкин - Путешественники

Фосетту хотелось забыть о зверствах и болезнях, которых он насмотрелся в Америке, хотелось жить спокойной упорядоченной жизнью большинства обитателей «доброй старой Англии». Но где-то в глубине его души, как писал позже путешественник, «все время звучал какой-то тоненький голос. Поначалу едва слышный, он набирал силу и скоро я не мог больше его игнорировать. Это был зов диких, неведомых мест, и я понял, что отныне он будет всегда жить во мне». Прошло рождество, миновала зима, и 6 марта 1908 года Фосетт сел в Саутгемптоне на пароход, направлявшийся в Буэнос-Айрес.

Маршрут новой экспедиции лежал через Буэнос-Айрес и Асунсьон в Корумбу, небольшой бразильский город на пограничной с Боливией реке Парагвай. В окрестностях этого города Фосетт провел топографические съемки, иеобходимые для уточнения границы между двумя странами. Затем предстояло уточнить границу дальше к северу по реке Гуапоре. Фосетт мог бы этим ограничиться, и формально работа была бы выполнена. Но он решил пройти по притоку Гуапоре реке Верди и нанести ее на карту. Для этого Фосетт со своим спутником топографом Фишером сначала спустился по Гуапоре до устья Верди, а затем двинулся по суше вверх по ее течению, так как плыть по ней из-за многочисленных перекатов было невозможно. Путешествие оказалось очень тяжелым. Изгибы реки существенно затрудняли и замедляли движение. Вскоре кончилось продовольствие. Охотиться было не на кого. Путешественники голодали, но продолжали свой путь и топографическую съемку. Наконец 3 октября 1908 года они достигли истоков реки Верди, а еще через две педели вышли к бразильскому городу Мату-Гросу.

Позднее Фосетт с ужасом вспоминал о лишениях, перенесенных им и его спутниками во время этого путешествия, но очень гордился тем, что смог нанести реку на карту. Как он писал впоследствии: «Теперь река была исследована, и выяснено, что ее фактическое течение совершенно не соответствует тому, какое приняли наобум в 1873 году. Она брала начало в родниках, а не из озера, как полагали раньше. Серия наших наблюдений дала возможность точно нанести на карту каждую милю реки и этим самым спасти около 1200 квадратных миль ценной территории для Боливии. Эти тяжкие труды и мучения были полностью оправданы».

Когда демаркация восточной границы Боливии с Бразилией была завершена, Фосетт снова отправился в Ла-Пас для отчета о проделанной работе, и сразу же получил новое предложение – демаркировать границу с Перу. Но британское командование больше не соглашалось, чтобы он и дальше служил иностранным государствам. Фосетту пришлось подать рапорт об увольнении из армии и в чине полковника выйти в отставку.

Первая экспедиция по демаркации границ Боливии и Перу состоялась в 1910 году. В пей участвовали боливийские и английские офицеры и солдаты. Маршрут проходил от северного берега озера Титикака на северо-восток, к устью реки Хит, и затем вверх по ее течению сначала на лодках, а потом пешком. Эта река, ее берега и живущие на них индейцы ранее не были исследованы. Фосетт нанес на карту течение реки Хит, описал флору и фауну района и познакомился с группой индейцев племени гуарайю. При встрече с гуарайю Фосетт следовал принципу известного бразильского защитника индейцев Рондона и нашего соотечественника Миклухо-Маклая: не стрелять, что бы ни случилось. Это помогло Фосетту установить с индейцами мирные отношения и еще раз доказать, что в столкновениях с индейцами повинны большей частью белые поселенцы, которые не считают их за людей и охотятся на них, как на животных.

Вернувшись в конце 1911 года в Ла-Пас, Фосетт отказался от дальнейшей работы в пограничной комиссии, не желая быть втянутым в сложные конфликты. Вернуться на службу в армию он тоже не хотел. Но Фосеттом владело еще и страстное желание на свой страх и риск заняться археологическими и этнографическими исследованиями в лесах Южной Америки,

Стремление заняться подобными изысканиями возникло у Фосетта под влиянием его путешествий по Боливии, Бразилии, Перу, когда он встречался с людьми, от которых слышал рассказы о затерянных в глубине сельвы городах и несметных сокровищах. Такие очень правдоподобные легенды были созданы еще испанскими и португальскими завоевателями Американского континента, все мысли которых были устремлены на поиски индейского золота. Фосетт верил подобным слухам. Ведь в его времена в Бразилии, Перу, Боливии оставалось немало мест, куда не ступала нога исследователя, в чём он сам не раз убедился воочию.

Но Фосетта интересовали не богатства, скрытые в дебрях и храмах, а сокровища тайных знаний древних обитателей Америки: «…Я ставил своей целью поиски культуры более ранней, чем культура инков, и мне казалось, что ее следы надо искать где-то дальше на востоке, в еще неисследованных диких местностях… Я решил посвятить себя в будущем исследованиям и с помощью уже накопленных сведений попытаться пролить свет на мрак, окутывающий историю этого континента. Я был уверен, что именно здесь сокрыты великие секреты прошлого, все еще хранимые в нашем сегодняшнем мире».

Какие же накопленные сведения имеет Фосетт в виду?

Это не только легенды и предания, но также информация, почерпнутая им из книг и статей «американистов» – не только ученых, но и мистиков типа мадам Блаватской, создателей фантастических теорий о затонувших материках и тайнах исчезнувших племен.

На этой основе у Фосетта сформировались свои представления о древней истории Американского континента. Он считал, что уже в эпоху существования в Америке человека ее физико-географический облик существенно отличался от современного: ее составлял несколько крупных островов, в том числе и северо-восточная Бразилия. Среди населявших эти острова народов были белокожие (европеоиды) и чернокожие (негроиды). По мнению Фосетта, европеоидные тольтеки создали древние цивилизации в Мексике и в Андах, индейцы языковой семьи тупи происходят из Полинезии и тоже когда-то были белокожими, а индейцы племени кечуа говорят на языке, родственном китайскому.

Интересны также собственные наблюдения Фосетта и сделанные на их основе выводы. Вот, например, его впечатления об индейцах племени максуби.

«На мой взгляд, люди этого племени, подобно многим другим в Бразилии, являются потомками какого-то высокоцивилизованного народа. В одной деревне максуби я видел рыжего мальчика с голубыми глазами – но он не был альбинос.

Цель нашего путешествия лежала значительно дальше на восток, и мы оставались у максуби лишь для того, чтобы немного изучить их язык и обычаи. Они оказались солнцепоклонниками; один или два человека в каждой деревне должны каждое утро приветствовать солнце, распевая при этом музыкальными голосами таинственные, полные роковых интонаций песнопения в своеобразной пятиступенной гамме, сходной с ярави горных индейцев в Перу. В глубокой тиши леса, когда первый проблеск дня заглушит не стихающий всю ночь гул насекомых, гимны максуби глубоко впечатляют своей красотой. Это музыка развитого народа, а не просто шумные ритмы, характерные для подлинных дикарей. У максуби есть имена для всех планет, а звезды называются у них вира-вира – словом, которое любопытным образом ассоциируется со словом «виракоча», означавшим солнце у инков.