Елена Авадяева - 100 великих казней

В широком смысле слово «казнь» означает наказание; в таком смысле оно употреблялось в церковных книгах и древних юридических памятниках (например, в Уставе Ярослава о церковных судах). Позднейшие источники придают слову «казнь» более конкретный смысл: Царский судебник подразумевает под этим только лишение жизни (казнь смертная) и наказание кнутом (казнь торговая). Уложение царя Алексея Михайловича противопоставляет слова «казнь» и «наказание», разделяя все преступления на две категории: за одни положено «казнить смертью», за другие «чинить наказания». На протяжении уже многих столетий слово «казнь» употребляется исключительно в смысле казни смертной.

В истории права смертная казнь разделяется на простую (повешение, отсечение головы, расстрел, удавление, утопление, побиение камнями, отравление и пр.) и квалифицированную, сопряженную с особыми мучениями (четвертование, колесование, сожжение, залитие горла расплавленным металлом, потопление в мешке с собакой, кошкой, петухом и змеей, посажение на кол и др.

Подобное разнообразие способов узаконенного лишения человека жизни в полной мере отражает степень цивилизованности общества.

В нашем столетии вопрос о допустимости смертной казни стал предметом обсуждения и осмысления мировой общественности и рассматривается теперь не только с юридической и политической, но и с нравственной точки зрения. Возможно, в XXI веке казнь исчезнет из кодексов как наказание, не соответствующее современному правовоззрению. Она противоречит положению о правах человека, отрицательно действует на общественное мнение и не удовлетворяет требованиям современной теории наказаний: казнь не индивидуальна, ибо тяжело переносится близкими преступника; неделима, а потому не может быть назначаема по мере вины; не служит цели исправления; непоправима (в случае судебной ошибки); не может быть оправдана интересами безопасности общества (поскольку этого можно достигнуть и долгосрочным заключением) и устрашением (последнее, как показывает уголовная хроника, далеко не всегда достигается смертной казнью). Из истории известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет вообще никого не казнили (в России образец милосердия показала императрица Елизавета, получившая в народе прозвище Кроткой), однако это настолько изумляло их потомков, что они, едва придя к власти, яростно принимались исправлять огрехи старшего поколения. Казнили широко, с размахом, с торжественными процедурами, сродни карнавальным, с громогласным оповещением широких слоев населения и продажей билетов на самые лучшие места. Разнообразили методы лишения человека жизни, применяя вместо традиционных топора и петли костер, колесо, кипящую воду и смолу.

Однако изумляет нас не жестокость судей (в конце концов, среди них могли быть и такие же маньяки, как те, которых они судили), а та мера ответственности, которую они на себя возлагали. Неужели они настолько уверовали в свою непогрешимость и в то, что там, куда рано или поздно отправимся все мы, их не ждет более строгий и суровый, и гораздо более справедливый суд? Листая страницы истории в поисках ключевых фигур, на долю которых выпала честь быть официально и, как правило, публично казненными, приходишь к выводу, что казнь во все века являлась самым надежным средством подавления и наказания. Каковы бы ни были религиозные или философские воззрения общества в различные эпохи, отношение к казни оставалось в общем-то неизменным. Смерть, за что бы она не приходила — как кара или как расплата, и в виде ли скелета с косой или угрюмого лодочника Харона, — была довольно реальным явлением. Человек по воле своих судей отправлялся в мир иной, освобождая от собственного присутствия мир реальный, где он по каким-то соображениям стал лишней фигурой — совершил преступление против власти, нарушил нравственный закон или встал на пути очередного претендента на престол. В этом смысле казнь можно рассматривать как процесс самоочищения общества.

На раннем этапе развития общества человека, нарушившего моральные законы племени, рода, просто-напросто выгоняли за пределы общины, тем самым обрекая его на угасающее существование (таким же было наказание для римских граждан во времена республики иимперии, для многих из них смерть была предпочтительнее изгнания из родного города). Со временем для поддержания своих законов общество начало наказывать публично и эффектно.

Иисус Христос в Нагорной проповеди приблизил общечеловеческие законы к законам нравственного порядка, обогатив дикарскую мораль любовью к ближнему, оставив надежду на примирение Для него преступления духа были важнее преступления физического, но все же среди его заповедей на первом месте стоит «не убий!», как предостережение возомнившим себя Богом, в чьей власти находилась жизнь или смерть человеческая.

Поразительны в этом отношении средневековые религиозные процессы. Массовая вера порождала и массовую истерию. Европа пылала кострами инквизиции. Раскол церкви и, как следствие, религиозные войны, а также крестовые походы как способ борьбы с ересью прекрасно сочетались в душе средневекового человека с жаждой наживы и стремлением к абсолютной власти. Они открыли новую страницу в истории казней.

Из наказания торжествующего порока казнь превратилась в средство борьбы с инакомыслием. Государство со своей стороны принимало категоричную позицию церкви и использовало открывшиеся широкие возможности ко взаимной выгоде. Религиозные акции окрашивались в политические тона.

Испокон веков казнят по разным причинам.

Политические казни, как правило, являются наказанием за действия, наносящие вред интересам государства, как то:

— шпионаж, измена и т. п. вероотступления подданных;

— заговоры и неудавшиеся бунты, которые в случае удачного завершения получают статус революционного переворота;

— казни высокопоставленных особ, служащих помехой в борьбе за трон, власть, богатство. Это предательские казни, совершающиеся из боязни, нетерпения или честолюбия. Впрочем, рисковать головой — почетная обязанность королей и членов королевской семьи.

Казни в период абсолютного террора, культа личности совершаются новым режимом из-за чувства неуверенности и зыбкости своего положения, а также параноидального страха перед прошлым укладом.

Вина подсудимого не доказывается, а подразумевается. Улики и состав преступления не имеют значения, судьи заранее настроены против подсудимого. Предсказать финал следствия не представляет труда.