Иосиф Телушкин - Еврейский юмор

– Пусть та стена, что возле Митнагида, – произнес он, – обрушится и падет на него.

– Но ребе, – воспротивился один из последователей, – стена очень высокая, и, если она обрушится, могут пострадать и другие, невинные люди, не только Митнагид.

– Вы правы, – сказал ребе. – Пусть стена не рушится.

– И ты не поверишь! – заканчивает свой рассказ хасид. – Стена так и осталась стоять.

Рабби Элизер Шах сегодня считается лидером Митнагдимов в Израиле, а в середине 1980-х годов в Израиле ходил следующий анекдот:

Рабби Шаха спрашивают:

– Если бы вам пришлось родиться снова, а родиться иудеем не было бы возможности, кем бы вы предпочли родиться?

Рабби Шах долго молчал.

– Если бы у меня не было возможности родиться иудеем, – сказал он наконец, – то я бы предпочел родиться хасидом в Любавичах.

Ортодоксальный раввин, выражающий подобное неуважение к другим ортодоксальным иудеям, не соответствует широко распространенному мнению о монолитности ортодоксов. На самом деле раскол внутри ортодоксов зачастую бывает более ожесточенным, чем нынешнее разделение на ортодоксальных и реформаторских иудеев.

Сказано у рабби С. У. Зевина в «Сокровищнице хасидских рассказов про Тору» (New York: Mesorah Publications, 1980), стр. 189–191.

Ричард Рубинштейн, «Рабби умирает», в кн. Якоба Нэснера «Американский иудаизм: путешествие в современность» (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, Inc., 1972), стр. 46–59, см. в особенности стр. 56.

Бывают случаи, когда охранники или билетёры грубо отказывают потенциальным верующим пройти в синагогу. Комик Джоан Риверс написала в своей книге «Все еще говорю», как она купила билет на службы по случаю одного из важных религиозных праздников, проводимых в большом храме на Ман-хэттене. Но когда она опоздала на десять минут на поминальную службу по усопшим, – за несколько недель до этого она потеряла супруга – билетёр сказал ей и ее дочери, что их места уже отданы другим. И хотя синагога не была полной, билетер, который был видным членом правления, не позволил им зайти и помолиться. Она была ошеломлена и взбешена: «Я думала: это храм?; это Бог?» (Джоан Риверс, в соавторстве с Ричардом Мериманом, «Все еще говорю» [New York: Turtle Bay Books, Random House, 1991], стр. 260).

В подобной, но более ранней, истории, напечатанной в XIII веке в «Книге Благочестия (Сефер Хасидим)», неграмотный иудейский пастух возносит Господу свою собственную молитву: «Господь Мира! Тебе открыто и ведомо, что если есть у Тебя некий скот и Ты дашь его мне под присмотр, то хоть я и беру с других плату за присмотр и заботу, с Тебя я ничего не возьму, ибо люблю я Тебя».

Услышал молитву пастуха муж ученый и говорит ему:

– Глупец ты, не молятся так.

– Так как же мне молиться? – спросил пастух.

И научил ученый муж молиться пастуха по всем канонам, в порядке должном, как пищу освящать, Sh'ma («Слушай, Израиль! Господь Всемогущий наш., Господь Един») и другим главным молитвам.

Когда ученый муж ушел, пастух забыл все новые молитвы, которым его научили, и вовсе перестал молиться. Он боялся произносить свою старую молитву, поскольку ученый муж велел ему не читать ее. Как-то ночью тот ученый муж увидел сон, где голос был гласящий: «Если ты не скажешь пастуху читать молитву, к которой он привык, то падут на тебя несчастья, поскольку ты отнял у меня того, кто принадлежит Миру Грядущему».

Ученый муж нашел пастуха и говорит ему:

– Какую молитву ты сейчас читаешь?

– Никакой, – отвечает пастух, – ведь я забыл молитвы, которым вы меня научили, а ту, к которой я привык, вы запретили мне читать.

Ученый муж поведал ему о своем сне и добавил:

– Читай ту, которую ты читал обычно!

(Лионел Блу и Джонатан Магонет, «Синее руководство для жизни этой и последующей» [London: Collins, 1988], стр. 192).

Альберт Ворспан, «Начинай волноваться: подробности следуют», стр. 39–40. Раввины – чьи дни проходят в посещении заседаний комитетов, консультировании прихожан, приходящих со своими проблемами, посещении больных членов прихода, попавших в больницу, проведении занятий со взрослыми, желающими получить знания и обратиться в веру, – приходят в отчаяние от широко распространенного мнения, что их единственной обязанностью является произносить двадцатиминутные проповеди на службе по случаю Шаббат.

В правовых нормах иудаизма также есть юридическая фикция, касающаяся свода правил о разводе. Основываясь на стихе из Торы (Второзаконие, 24:1), раввины сделали заключение, что на развод может подавать только мужчина, и он должен делать это добровольно. Однако Маймонид заявил, что в том случае, если иудейский суд велит мужчине пойти на развод, а он отказывается, его должны сечь кнутом до тех пор, пока он не захочет пойти на развод. Обоснование Маймонида того, что согласие на развод, вытянутое телесными пытками, не является актом, сделанным по принуждению, выглядит несколько забавным. Его доводы таковы, что, поскольку этот человек должен был пойти на развод со своей женой, – на чем настоял иудейский суд – он совершает грех, идя против этого, и потому к нему должны быть применены подобные меры, дабы изгнать тот дух безрассудства, который им овладел. Таким образом, благодаря порке, мы можем выбить из него дух безрассудства и дать ему возможность сделать то, что его сокровенная душа знает как дело правое и благое.

Чтобы «эффективно отойти» от еврейских призывов об оказании финансовой помощи, утверждает Альберт Ворспан, «необходимо стать участником программы ФБР по переселению свидетелей и поменять идентичность своей личности» (Альберт Ворспан, «Начинай волноваться: подробности следуют», стр. 31).

О значении благотворительности в жизни евреев см.: Якоб Нэснер, «Цдакаh», а также в моей «Еврейской грамотности» (New York: William Morrow, 1991), стр. 511–514.

Як Ример, «Серьезный взгляд на современный еврейский юмор», неопубликованная рукопись автора, стр. 24.

Несколько лет назад я как раз закончил сбор средств в Лос-Анджелесе, где один из слушателей заявил, что поскольку Еврейская Федерация публикует имена благодетелей, то он не хочет давать денег. Услышав прокатившийся по залу шум согласия, я сказал: «Предположим, я говорю вам, что неподалеку от меня в Израиле [где я тогда жил] живет семья эфиопских евреев, которым удалось бежать из своей страны, но пять членов этой семьи остались в Эфиопии. Из-за голода и нападок антисемитов, этим пятерым грозит серьезная опасность. Если мне удастся собрать 25 000 долларов, то мы сможем подкупить нужных людей в Эфиопии и вызволить пятерых оставшихся. И поскольку это вопрос жизни и смерти, я собираюсь поименно называть каждого здесь присутствующего и просить его встать и сообщить, сколько он даст денег». Или я говорил: «Поскольку я не хочу оскорблять ничьих чувств, после того, как мы закончим, я оставлю здесь коробку и попрошу каждого из вас положить в нее столько, сколько сочтете возможным. Сколькие из вас, – спрашивал я, – дадут больше, когда его называют по имени, и сколькие из вас дадут ту же сумму, если пожертвование будет анонимным?» В этом и последующих случаях я обнаружил, что, как правило, около 60 % респондентов говорили, что дадут больше, когда их называют по имени, нежели если бы пожертвования делались анонимно. Понятно, что это-то и является причиной того, почему благотворительные организации публикуют списки благодетелей.