Олег Ермишин - Афоризмы

Убедить можно лишь в том, в чем люди хотят убедиться.

Удивительное удивляет лишь раз, а восхитительное с каждым разом восхищает все больше.

Чтобы писать хорошо, нужна прирожденная легкость и приобретенная затрудненность писания.

Ясность – настолько очевидное свойство истины, что нередко их даже путают между собой.

Суеверие превращает все в чудеса.

Благие намерения – ничто, если они не претворяются в добрые дела.

Вместо того чтобы жаловаться на шипы у розы, я радуюсь тому, что среди шипов растет роза.

Воображение – это глаза души.

Воспитывая ребенка, нужно думать о предстоящей ему старости.

Всякое излишество портит или нравы, или вкус.

Выставить в смешном свете то, что не подлежит осмеянию, – в каком-то смысле все равно что обратить добро во зло.

Даже недостатки могут нравиться, если в них проявилась душа.

Если мои друзья кривы, я на них смотрю в профиль.

Если романам случается оказывать такое большое влияние на нравы и привычки, то происходит это не столько к чести книг, сколько к стыду эпохи.

Есть люди, у которых мораль всегда… материя, из которой они никогда не шьют себе платья.

Лучшие душевные движения не значат ничего, если они не приводят к добрым действиям.

Лучшие законы рождаются из обычаев.

Морали подобает иной род ясности. Здесь дело не в созерцании, питающем разум, а в побуждениях, направляющих волю. Жар и пыл нужнее ей, чем свет.

Нравственность – душа истории.

Обучать – значит вдвойне учиться.

Пользоваться чьими-либо благодеяниями – более верный способ привязать его к себе, чем делая ему одолжения в свою очередь.

Разум может подсказать, чего следует избегать, и только сердце говорит, что следует делать.

Справедливость без силы и сила без справедливости – обе ужасны.

Справедливость – это истина в действии.

Те, кто никогда не отказываются от ранее высказанных взглядов, любят себя больше, чем истину.

Тот, у кого есть воображение, но нет знаний, имеет крылья, но не имеет ног.

У того, кто смеется над злом, в любых его проявлениях, не совсем здоровое нравственное чувство.

Несчастье походит на труса: оно преследует людей, которых видит трепещущими, и бежит, когда смело идут ему навстречу.

Буржуазия именно такова, какой я ее рисую в своих романах: если в моих сочинениях много грязи, так это потому, что ее и в жизни столько же.

Страдания правого – приговор неправому.

Воля к жизни, участие в выполнении ее далекой и таинственной цели оправдывает самое жизнь.

Единственное счастье в жизни – это постоянное стремление вперед.

Суеверие опасно, допускать его существование – в этом даже есть известная трусость. Относиться к нему терпимо – не значит ли это навсегда примириться с невежеством, возродить мрак средневековья? Суеверие ослабляет, оглупляет.

Смех – это сила, которой вынуждены покоряться великие мира сего.

Если вы скроете правду и зароете ее в землю, она непременно вырастет и приобретет такую силу, что однажды вырвется и сметет все на своем пути.

Никогда еще люди не относились друг к другу с таким ожесточением, никогда еще не были в такой степени ослеплены, как в наше время, когда они стали воображать, что знают все.

Остроумие часто граничит с полной глупостью.

Для женского разговора необходимы по меньшей мере три женщины: две, которые говорят, и одна, о которой говорят.

Если нужно отменить смертную казнь, пусть господа убийцы начнут первыми.

Женщины угадывают все, а если ошибаются, значит, нарочно.

Из двух друзей лишь один друг другого.

Иные меняют честь на почести.

Каждая женщина считает себя обокраденной, когда любовью одаряют другую.

Каждый хочет иметь друга, но никто не хочет быть другом.

Любовь рождается из ничего и умирает из-за всего.

Много ли нужно для сохранения памяти о человеке? Час работы мраморщика.

Мужчины вели бы себя гораздо смелее, если бы знали, что на уме у женщин; а женщины вели бы себя гораздо кокетливее, если бы знали мужчин поближе.

Пишущая женщина грешит вдвойне: увеличивает количество книг и уменьшает количество женщин.

Свобода одного имеет своим логическим пределом свободу других.

Счастье есть общая сумма несчастий, которых удалось избежать.

Чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому.

Чтобы заработать на жизнь, надо работать. Но чтобы разбогатеть, надо придумать что-то другое.

Дружба двух женщин – всегда заговор против третьей.

Единственное утешение в смерти тех, кого мы любили, – это что мы не утешаемся и что нам не приходится видеть, как они во второй раз умирают в нашем сердце тою смертью, которая глубже первой и которая называется забвением.

Хорошо высказываешь только ту любовь, которой не чувствуешь.

Безнравственность сердца свидетельствует также об ограниченности ума.

Деспотизм – вот к чему ведет торжествующая общая воля; а чей деспотизм – одного, нескольких или всех, – это уже несущественно.

Мораль должна быть не целью, но следствием художественного произведения.

…Созерцание красоты любого рода, выводя нас за пределы вашего собственного "я"… пробуждает в нас способность к самопожертвованию…

Чтобы жить спокойно, нужно затратить не меньше усилий, чем для того, чтобы править миром.

Единственная искренняя и прочная дружба – это существующая между мужчиной и женщиной, потому что это единственная привязанность, свободная от всякого соперничества.

Когда мы хотим проникнуть в неразрешимую тайну сущности происхождения явлений, то мы не можем придумать ничего более удовлетворительного, как приписать их внутренним или внешним хотениям, уподобляя их, таким образом, повседневным проявлениям волнующих нас страстей.

Хотя естественный порядок во всех отношениях чрезвычайно несовершенен, его возникновение тем не менее гораздо лучше согласуется с предположением разумной воли, чем с теорией слепого механического мироздания. Поэтому закоренелых атеистов можно рассматривать как самых непоследовательных теологов, так как они занимаются теми же вопросами, отбросив единственно годный для них метод.

Истинная философия ставит себе задачей по возможности привести в стройную систему все человеческое личное и в особенности коллективное существование, рассматривая одновременно все три класса характеризующих его явлений, именно мысли, чувства и действия. Со всех этих точек зрения основная эволюция человечества представляется необходимо самопроизвольной, и только точная оценка ее естественного хода единственно может дать нам общий фундамент для мудрого вмешательства.