Олег Ермишин - Афоризмы

Предложение само по себе ни вероятно, ни невероятно.

Что зависит от моей жизни?

Предложение является истинным, когда существует то, что оно представляет.

Путаницы, занимающие нас, возникают тогда, когда язык находится на холостом ходу, а не тогда, когда он работает.

Разложенное предложение говорит больше, чем не разложенное. Когда предложение столь же сложно, как и его значение, оно полностью разложено.

Стремиться ясно выразить дух – большое искушение.

То, чего ты достиг, не может значить для других больше, чем для тебя самого.

Ты всматриваешься в туман и поэтому можешь внушить себе, что цель уже близка. Но туман рассеивается, а цель еще не видна.

Человеческий взгляд обладает способностью придавать ценность вещам; правда, тогда они поднимаются и в цене.

Что достижимо посредством лестницы, меня не интересует.

Этика и эстетика – одно.

Я есть мой мир.

Я не есть предмет.

Язык – это лабиринт путей.

Алкоголик нравственности: упивается ошибками других.

Великие авторы афоризмов читаются так, будто все они хорошо знали друг друга.

Время съеживается. Каждый следующий час короче предыдущего.

И на краю бездны он все еще цеплялся за карандаш.

Истинно утонченный и любезный врач, изобретающий для каждого из своих пациентов новую болезнь.

Кто не верует в Бога, принимает всю вину за этот мир на себя.

Нет ничего нудней, чем быть предметом поклонения. И как только Бог это выдерживает.

Он призвал к себе бедняков и раздал им богачей.

Он хотел бы начать все с самого начала. Но где оно, это начало?

Она вышла за него, чтобы всегда быть с ним вместе. Он женился на ней, чтобы о ней забыть.

Поколение, утратившее небеса, завоевав их.

Процесс перевода интересен лишь своими потерями, чтобы обнаружить ускользающее, следовало бы иногда переводить.

Самая ужасная масса, какую можно вообразить, состояла бы сплошь из знакомых.

Свободен лишь тот, кто не имеет желаний? К чему желать быть свободным?

Сколько нужно сказать, чтоб тебя слышали и тогда, когда ты наконец умолкнешь.

Сумма жизни, меньшая, чем ее части.

Труднее всего нам было бы вынести такого Бога, какого мы для себя выдумали.

У прогресса есть свои недостатки: время от времени он взрывается.

Человек собрал воедино мудрость всех своих предков, и, глядите-ка, каков болван!

Настоящие писатели встречают своих героев лишь после того, как те уже созданы.

Жизнь все время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно.

История, эта героическая родина во времени, сегодня уже не удовлетворяет евреев: они завоевали право на родину в пространстве.

Что у меня общего с евреями? У меня едва ли есть что-нибудь общее с самим собой.

Высказанная вслух мысль сразу же и окончательно теряет значение; записанная, она тоже всегда его теряет, зато иной раз обретает новый смысл.

Для здорового человека жизнь, собственно говоря, лишь неосознанное бегство, в котором он сам себе не признается, – бегство от мысли, что рано или поздно придется умереть. Болезнь всегда одновременно и напоминание, и проба сил. Поэтому болезнь, боль, страдание – важнейший источник религиозности.

Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти.

Кто познал всю полноту жизни, тот не знает страха смерти. Страх перед смертью лишь результат неосуществившейся жизни. Это выражение измены ей.

Вечная молодость невозможна; не будь даже другого препятствия, самонаблюдение сделало бы ее невозможной.

Счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет.

Искусство всегда дело всей личности. Поэтому оно в основе своей трагично.

Чтобы театр мог воздействовать на жизнь, он должен быть сильнее, интенсивнее повседневной жизни. При стрельбе нужно целиться выше цели.

Бодрствуя, мы идем сквозь сон – сами лишь призраки ушедших времен.

Случайность существует лишь в нашей голове, в нашем ограниченном восприятии. Она – отражение границ нашего познания. Борьба против случайности – всегда борьба против нас самих, борьба, в которой мы никогда не можем стать победителями.

Все дело в мгновении. Оно определяет жизнь.

Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги.

Всё, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнца.

Авторы газетных колонок – это несостоявшиеся торговцы мелким галантерейным товаром. Родители вынудили их заняться более интеллигентной профессией, но врожденный талант все-таки пробивает себе дорогу.

Агитатор владеет словом. Художником владеет слово.

Актер-мужчина обладает талантом носить маску. Но изменчивость женского облика – сама по себе талант. Актрисы, которые носят маски, – это уже не женщины, а актеры.

Актриса – женщина в квадрате, актер – мужчина, из которого извлечен корень.

Аморальность мужчины берет верх над безнравственностью женщины.

Афоризм нельзя продиктовать машинистке. Было бы слишком долго.

Афоризм никогда не содержит всей правды: в нем либо полправды, либо полторы.

Безнравственность содержанки проявляется в том, что она верна своему покровителю.

Бессмертие – единственное, что не терпит отсрочки.

Бесстыжий художник, который, прикинувшись соблазнителем, заманивает девушку в свою мастерскую и там ее пишет.

Библиофил имеет такое же отношение к литературе, как филателист к географии.

Близится время, когда золотое руно будут заказывать у золотого тельца!

Боже, прости им, ибо ведают, что творят!

В глазах женщины должны отражаться не ее мысли, а мои.

В женщине духовного столько же, сколько телесного в зеркале.

В наше время даже порядочный человек – если, конечно, он этого не афиширует, – может приобрести хорошую репутацию.

В пустую голову входит много знаний.

В шовинизме антипатична не столько неприязнь к чужакам, сколько любовь к своим.

Влюбившийся сердцеед подобен заразившемуся врачу. Профессиональный риск.

Воздержание не проходит бесследно. У одних появляются прыщи, у других – законы об охране нравственности.

Война – это сначала надежда, что нам будет хорошо; потом – ожидание, что им будет хуже; затем – удовлетворение тем, что им не лучше, чем нам; и наконец – неожиданное открытие, что плохо и нам, и им.

Вполне естественно умереть за отечество, в котором жить невозможно.

Врачи легко определяют помешательство: стоит им поместить пациента в психлечебницу, как он тут же проявляет признаки сильнейшего беспокойства.