Олег Ермишин - Афоризмы

Личное тщеславие рассеивается братьями, семейное – одноклассниками, классовое – политикой, национальное – поражением в войне. Однако человеческое тщеславие остается…

От страха способен избавиться лишь тот, кто знает свое место; величия может достигнуть лишь тот, кто видит свое ничтожество.

Побывав в Китае, я расцениваю лень как одно из самых главных достоинств человека. Верно, благодаря энергии, упорству человек может добиться многого, но весь вопрос в том, представляет ли это «многое» хоть какую-то ценность?

В наших школах не учат самому главному – искусству читать газеты.

Искусство пропаганды в том виде, как его понимают современные политики, напрямую связано с искусством рекламы. Психология как наука во многом обязана рекламодателям.

«Правильно жить» означает лицемерие, «правильно думать» – глупость.

Главный довод в пользу слова – уязвимость наших убеждений.

Религиозная терпимость достигнута только потому, что мы перестали придавать религии такое значение, как прежде.

В каждое начинание необходимо впрыснуть определенную дозу анархии – ровно столько, чтобы и застоя избежать, и распада не допустить.

Тщеславие – довод необычайной силы. «Смотри на меня» – одно из основополагающих человеческих побудителей.

Человек доказывает свое превосходство перед животными исключительно способностью к занудству.

Мы любим тех, кто ненавидит наших врагов, поэтому, если бы у нас не было врагов, нам некого было бы любить.

Чтобы быть долгожителем, необходимо только одно: тщательно выбирать своих предков.

Всякое чувство, взятое в отдельности, – безумие. Здравомыслие можно было бы определить как синтез безумий… Тот, кто хочет сохранить здравомыслие… должен собрать в себе целый парламент всевозможных страхов, из которых каждый признавался бы безумным всеми остальными.

Мы не говорим о вере, когда речь идет о том, что дважды два четыре или что земля круглая. О вере мы говорим лишь в том случае, когда хотим подменить доказательство чувством.

Вместо того чтобы убивать своего соседа, пусть даже глубоко ненавистного, следует, с помощью пропаганды, перенести ненависть к нему на ненависть к какой-нибудь соседней державе – и тогда ваши преступные побуждения, как по волшебству, превратятся в героизм патриота.

Современные философы напоминают мне бакалейщика, у которого я однажды спросил, как дойти до Винчестера. Выслушав меня, бакалейщик кликнул мальчика, который в это время находился в задней комнате:

– Эй! Тут один джентльмен спрашивает дорогу в Винчестер.

– В Винчестер? – отозвался мальчик.

– Ага.

– Дорогу в Винчестер?

– Ага.

– В Винчестер, говорите?

– Да!

– Не знаю…

Он хотел удостовериться в существе вопроса, однако отвечать на него вовсе не собирался…

Наш страх перед катастрофой лишь увеличивает ее вероятность. Я не знаю ни одного живого существа, за исключением разве что насекомых, которые бы отличались большей неспособностью учиться на собственных ошибках, чем люди.

Неординарные люди равнодушны к счастью – особенно к чужому.

Во время кораблекрушения команда выполняет приказы своего капитана не задумываясь, ибо у матросов есть общая цель, да и средства для достижения этой цели очевидны и всем понятны. Однако, если бы капитан, как это делает правительство, принялся разъяснять матросам свои принципы управления кораблем, чтобы доказать правомерность поступающих приказов, корабль пошел бы ко дну раньше, чем закончилась его речь.

В наш опасный век есть немало людей, которые влюблены в несчастья и смерть и очень злятся, когда надежды сбываются.

Когда путь от средств к цели не слишком велик, средства становятся не менее заманчивыми, чем сама цель.

Род людской – это ошибка. Без него вселенная была бы не в пример прекраснее.

Вольтер-младший: «Я совершенно согласен с тем, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за то, чтобы не позволить вам это сказать».

Демократия – это не голосование, а подсчет голосов.

Комментарии дешевы, но факты обходятся дорого.

Лучше быть цитируемым, чем честным.

Многие идут на войну, потому что не хотят быть героями.

Моя проблема в том, что меня не интересует ничто, кроме меня самого. А из всех форм художественного вымысла автобиография оплачивается хуже всего.

Плохой конец – несчастливый, хороший конец – неудачный. Вот что такое трагедия.

Смерть, конечно, большое несчастье, но все же не самое большое, если выбирать между ней и бессмертием.

«Таймс» не сообщает слухов, а только факты: то есть, что другие, менее ответственные газеты, сообщили такие-то и такие-то слухи.

Человека достаточно смышленого можно убедить почти в чем угодно, куда труднее убедить тугодума.

Я пишу прозу, потому что это позволяет мне высказывать мысли, от которых можно отречься, и я пишу пьесы, потому что диалог – самый благопристойный способ противоречить себе самому.

Очень многие предпочитают репутацию прелюбодея репутации провинциала.

Официальный статус дипломатического представительства растет обратно пропорционально значимости державы, где оно открылось.

То, что люди не учатся на ошибках истории, – самый главный урок истории.

Последовательность одинаково плоха и для ума, и для тела. Последовательность чужда человеческой природе, чужда жизни. До конца последовательны только мертвецы.

Цель не может оправдывать средства по той простой и очевидной причине, что средства определяют природу цели.

До тех пор, пока люди будут преклоняться перед Цезарями и Наполеонами, Цезари и Наполеоны будут приходить к власти и приносить людям несчастья.

Целомудрие – самое извращенное из всех сексуальных извращений.

Смерть – это единственное, что нам не удалось окончательно опошлить.

Я могу сочувствовать страданиям людей, но не их радостям. Что-то в чужом счастье есть на редкость тоскливое.

Факты истории интересуют нас только в том случае, если они вписываются в наши политические убеждения.

Во всем считают себя правыми лишь те, кто добился в жизни немногого.

Опыт – это не то, что происходит с человеком, а то, что делает человек с тем, что с ним происходит.

Усовершенствовать можно только самого себя.

Большинство людей обладают совершенно уникальной способностью все принимать на веру.

Факты – это манекены чревовещателя. Сидя на коленях у мудреца, они могут изрекать мудрости, но могут, окажись он где-то в другом месте, тупо молчать, или нести вздор, или же удариться в мистику.