Юрий Абрамов - 100 Великих Книг

Но и после смерти Ницше не знал покоя. Он был объявлен предтечей немецкого фашизма со всеми вытекающими отсюда последствиями: на его произведения было наложено табу и цитировать их в положительном ключе считалось больше чем дурным тоном. Выглядело все это явной натяжкой, ибо в свои Предтечи идеологи Третьего рейха записывали и философа Фихте, и поэта Гете, и композитора Вагнера. Никому, однако, не пришло в голову запретить их творения.

С Ницше случилось все наоборот: его книги не только перестали издаваться, но и изымались из библиотек или же переводились в спецхраны, хотя названия некоторых из них давно превратились в поговорку (например, «По ту сторону добра и зла»), не говоря уже о многочисленных афоризмах. Ницше писал живым и образным языком. Его трактаты и близко не напоминают тяжеловесные философские опусы. Это, скорее, художественные произведения, любое из них смело может быть включено в разряд беллетристических. Таково и одно из самых знаменитых творений философа-поэта «Так говорил Заратустра», имеющее подзаголовок: Книга для всех и ни для кого.

Заратустра (Зороастр) — легендарный древнеиранский пророк, основатель религии огнепоклонников — зороастризма; ему приписывается авторство многих гимнов священной книги Авесты. Ницше осовременил и самого Заратустру, и окружающую его среду, превратил их в некие живые и действующие символы. Вся книга, состоящая из небольших философских притч (так называемых речей Заратустры) — возвышенный и вдохновенный гимн Сверхчеловеку, целая четырехчастная симфония под названием «Сверхчеловек»:

Слушайте, я учу вас о Сверхчеловеке!

Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же и воля ваша скажет: Да будет Сверхчеловек смыслом земли!

Заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и верьте тем, кто говорит вам о неземных надеждах! Они отравители; неважно, знают ли они сами об этом.

Они презирают жизнь; это умирающие и сами себя отравившие, это те, от которых устала земля: да погибнут они!

Прежде величайшим преступлением была хула на Бога, но Бог умер, и эти преступления умерли вместе с ним. Теперь же самое ужасное преступление — хулить землю и чтить непостижимое выше смысла земли! «…»

Поистине, человек — это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять его в себя и не стать нечистым. И вот — я учу вас о Сверхчеловеке: он — это море, где потонет великое презрение ваше.

Сверхчеловек для Ницше — это, прежде всего, преодоление собственного Я во имя высшего идеала: стремиться к нему могут все, но достигнут лишь избранные. Дабы стать Сверхчеловеком, необходимо превзойти в себе самом наносное, низменное и закомплексованное. Подобный подход вызвал бешеное неприятие со стороны тех, кто сразу понял: Сверхчеловеком ни одному из них никогда не стать, ибо сверхчеловеческое не имеет ничего общего ни с мелкими страстями, ни с повседневными заботами. Ненависть обывателя к Сверхчеловеку — это бессильная злость Ужа к Соколу. Рожденный ползать — летать не может, поэтому он только шипит и злорадствует. Сверхчеловек же — удел избранных: аполлонов духа, титанов мысли, прометеев воли.

Воля — вообще одна из центральных категорий философии Ницше. Она направляющий стержень всего жизненного потока, пронизывающего мир. Ни полнота переживания, ни мало-мальски значимые результаты не возможны и не имеют никакого смысла без мобилизации воли. Сверхчеловек — концентратор, носитель и излучатель воистину космической «волевой энергии». Высшим проявлением активного волевого начала, заложенного природой в человека, является воля к власти. В интерпретации Ницше она должна проявляться во всем — в любом поступке, в любви, в познании: «Что хорошо? Все, что укрепляет сознание власти, желание власти и саму власть человека. Что дурно? Все, что вытекает из слабости». Исходя из данного критерия, Ницше призывает к «переоценке всех ценностей» — моральных и религиозных норм, общественных обязанностей и обязательств, которые при ближайшем рассмотрении оказываются химерами.

В книге о Заратустре это особенно выпукло проиллюстрировано на примере отношения к государству и общественному строю:

Государством зовется самое холодное из всех чудовищ. Холодно лжет оно; и вот какая ложь выползает из уст его:

«Я, государство, я — это народ». «…»

Те же, кто расставил западни для людей и назвал это государством, — разрушители: меч и сотню вожделений навязали они всем.

Там, где еще существует народ, не понимает он государство и ненавидит его как дурной глаз и посягательство на исконные права и обычаи. «…»

… Государство лжет на всех языках добра и зла: и в речах своих оно лживо, и все, что имеет оно, — украдено им, «…»

Государством зовется сей новый кумир; там все — хорошие и дурные — опьяняются ядом; там все теряют самих себя; там медленное самоубийство всех называется жизнью. «…»

Посмотрите на этих лишних «…» они приобретают богатства и становятся еще беднее. Они, немощные, жаждут власти и, прежде всего, рычага ее — денег! [Господи! Насколько все это провидчески! Написано более ста лет назад, а как будто о днях нынешних и охватившем все и вся безумии! — В. Д.].

Только там, где кончается государство, начинается человек — не лишний, но необходимый…

Туда, где государство кончается, — туда смотрите, братья мои!

Воля Человека, восходящего к идеалу Сверхчеловека, способна преодолеть ложные ценности, навязываемые суперхимерой, именуемой государством. Человек, преодолевающий себя во имя высших идеалов, может и должен считаться свободным от каких-либо моральных и социальных обязательств. Он вырывается на простор необузданных чувств, свободы воли и творчества и, воспаряя высоко над «рожденными ползать», превращается в дитя природы, лишенное невинной совести, более того, — в «хищного зверя, великолепную, жадно ищущую добычи белокурую бестию». Отсюда уже совсем легко сделать следующий шаг. И Ницше-Заратустра превращается во вдохновенного певца очистительной силы войны. Именно во время войны мобилизуются главные — космические по своей природе — потенции людей:

Любите мир как средство к новой войне, и мир короткий — сильнее чем, мир продолжительный.

Не к работе призываю я вас, но к борьбе; не к миру, но победе. Да будет труд ваш — борьбой, а мир ваш — победой

«…»

Вы утверждаете, что благая цель освещает даже войну Я же говорю вам: только благо войны освящает всякую цель.

Война и мужество совершили больше великого, чем любовь к ближнему. «…»

Так живите жизнью повиновения и войны! Что толку в долгой жизни! Какой воин захочет пощады!