Татьяна Муравьёва - 100 Великих мифов и легенд

Брюнхильд была Гуннару дороже всего на свете, но Сигурд был его побратимом. В горестном смятении спросил Гуннар совета у своего младшего брата Хёгни. Хёгни ответил: «Недостойно было бы убить того, с кем смешал ты свою кровь в знак побратимства. Нельзя рассечь мечом принесенную клятву».

Тогда Брюнхильд возвела напраслину на себя и на Сигурда, сказала, что в ту ночь, которую провели они вместе, не было между ними меча.

Гуннар поверил навету. Вместе с Хёгни заманили они Сигурда в лес — и зарубили мечами.

Поздним вечером на забрызганных кровью конях вернулись убийцы домой, а следом без седока прискакал Грани.

Гудрун почуяла беду. Она спросила: «Отчего вернулись вы без Сигурда?» Гуннар стал мрачен, как туча, а Хёгни ответил: «Мертвым лежит твой муж в лесу за рекой. Вороны клекочут над ним, и завывают подле него волки».

Горестно закричала Гудрун. Так громок был ее крик, что зазвенели кубки в доме, откликнулись издали дикие гуси.

Отправилась Гудрун в лес, лунная ночь казалась ей темной, как в новолунье. Отыскала она тело Сигурда, в горести склонилась над ним. В ту ночь желала Гудрун, чтобы вышли из чащи свирепые волки и растерзали бы ее, избавив от нестерпимого страданья.

Утром тело Сигурда с почетом перенесли домой. Пришли знатные женщины, чтобы оплакать его.

Гудрун не плакала, не заламывала рук. Словно мертвая сидела она подле тела мужа. Но когда женщины приподняли покров с лица Сигурда, Гудрун посмотрела на его закрытые глаза — и слезы дождем хлынули ей на колени.

Запричитала Гудрун: «Муж мой любимый! Был ты, как высокий стебель среди травы, как драгоценный камень в ожерелье, как сияющее золото рядом с оловом! Пусть будут прокляты твои убийцы — мои братья! Пусть будут пусты их земли, как были пусты их клятвы! Пусть погибнут они жестокою смертью!» Брюнхильд стояла рядом. Она сказала: «Сейчас Гудрун горюет по мужу, проклинает его убийц, своих братьев. Но скоро она помирится с братьями и изберет себе нового мужа. А я, хоть и не была женой Сигурда, умру вместе с ним!» Она взяла меч и вонзила его себе в грудь.

Умирая, Брюнхильд сказала: «Прошу тебя, Гуннар, последней просьбой. Пусть воздвигнут большой костер для меня и для Сигурда. И когда будем мы лежать на погребальном ложе, прикажи положить между нами меч Грам, как положил его Сигурд, взойдя со мной на брачное ложе».

Тут кровь хлынула из раны Брюнхильд — и она умерла. Гуннар исполнил ее последнюю просьбу. Брюнхильд и Сигурда сожгли на одном костре, и они соединились в царстве мертвых. История Сигурда рассказывается в нескольких песнях «Старшей Эдды», в «Младшей Эдде» и в «Саге о Вёльсунгах».

Сказания о Сигурде южно-германского происхождения и по сюжету почти полностью совпадают с немецкой «Песнью о Нибелунгах», герой которой носит имя Зигфрид.

Но в скандинавском варианте присутствуют более архаичные по сравнению с «Песнью о Нибелунгах» черты, отражены более древние нравы и образ жизни.

Неоднократно предпринимались попытки отыскать исторические прототипы сказаний о Сигурде.

Прообразом Гуннара считают бургундского короля Гундихария, погибшего в 437 году в сражении с гуннами.

Прообразом Сигурда называли различных франкских и бургундских королей с созвучными именами, но убедительных к тому доказательств найдено не было.

Несмотря на то, что образ Сигурда, скорее всего, полностью вымышлен, в Исландии его почитают как реального героя. Современный исландский историк Эйнар Ольгейрссон в своей книге «Из прошлого исландского народа» пишет: «И по сей день каждый исландец с легкостью может возвести свой род к Сигурду».

Калевала — карело-финский эпос. В его основе лежат карело-финские народные песни — руны. Возникновение рун многие исследователи относят к I тысячелетию до н. э. Предположительно, именно тогда у прафинских племен сложился особый стихотворный размер, который сейчас носит название «калевальский»:

Первые письменные упоминания о рунах относятся к середине XVI века, ко времени зарождения финской письменности. Эти упоминания связаны с порицанием «бесовских» языческих песен, бытовавших в народе.

В XVIII веке древние руны начинают привлекать внимание исследователей. Финский ученый-историк, профессор университета в городе Турку Х.-Г. Портан писал: «Я не только то считаю постыдным, что прирожденный финн не знает своей поэзии, но и то, что он ею не восхищается».

В1928 году замечательный ученый-фольклорист Элиас Лённрот(1802–1884), всю свою жизнь посвятивший собиранию, изучению и обработке древних рун, отправился в свою первую экспедицию за рунами. В то время живая рунопевческая традиция сохранялась главным образом не в Финляндии, а в Карелии. В своих путевых заметках Лённрот подробно описывает процесс исполнения рун рунопевцами: «Если рядом нет другого певца, он поет один, но если рунопевцев двое, как того требует торжественное исполнение рун, они садятся рядом либо друг против друга и, взявшись либо за одну, либо за обе руки, начинают петь. При пении они размеренно покачиваются вперед и назад, и создается впечатление, будто они по очереди тянут друг друга к себе. Сначала один из них поет строку, другой присоединяется к пению на последнем такте и повторяет всю строку».

Лённрот обратил внимание, что лучшие рунопевцы стремятся объединить отдельные руны в сюжетно завершенные циклы — и задался целью составить на основе рун единый эпос.

За свою жизнь Лённрот совершил одиннадцать экспедиций, записал огромное количество рун самого разного характера — эпических, магически-заклинательных, обрядовых, лирических и объединил их в единое произведение, названное им «Калевала». (Калевала — название эпической страны.) Первый вариант «Калевалы» был им создан в 1835 году, второй, ставший классическим, в 1849-м.

По словам финского писателя Эйно Лейно, «складывая «Калевалу», Лённрот следовал законам красоты, созданным неизвестными рунопевцами, но каждое мгновение отшлифовывая, формируя и совершенствуя их».

В настоящее время «Калевала» переведена на 51 язык. Классический перевод «Калевали» на русский язык был сделан в 1888 году поэтом Л.П. Вольским. В.Я. Брюсов писал: «Перевод 22 тысяч стихов, притом с языка, по своему строю совершенно чуждого русскому, есть несомненно подвиг, заслуживающий глубокой признательности всего нашего общества». «Калевалу» на русский язык не раз переводили и позже, но перевод Вельского, несмотря на встречающиеся шероховатости, до сих пор считается лучшим и наиболее полно передающим обаяние подлинника.