Геннадий Иванов - 100 великих писателей

Свою благодарность судьбе за эту встречу Голсуорси выразил в посвящении ей самого знаменитого своего произведения — «Саги о Форсайтах»: «…той, без чьей поддержки, сочувствия и критики я не смог бы стать даже таким писателем, каким я являюсь».

Первая русская эмиграция, с легкой руки Георгия Адамовича, и не без основания, называла Максима Горького иконоборцем, ставшим советской иконой. Теперь мы стали иконоборцами — с бесноватостью горьковских буревестников скидываем Горького «с корабля современности». Сегодня в нашей критике он, пожалуй, самый непопулярный из классиков.

В чем только не обвиняют основателя социалистического реализма и Союза писателей его члены! Даже короткая прогулка по страницам нашей периодики последних лет вызывает некий «инфернальный озноб». Вот несколько наиболее характерных положений (без указания авторов, поскольку это общая тенденция, «мода» конца XX века, как в начале века была «мода на Горького»).

«По-настоящему его никогда не любили. Именно в этом его главная трагедия. Каким-то странным холодом веет от всей его шумной биографии, где было столько разного, но, кажется, не нашлось места ничему „слишком человеческому“». В этой же статье приводятся слова Льва Толстого: «Горький — злой человек… — говорил он Чехову. — У него душа соглядатая, он пришел откуда-то в чужую ему, Ханаанскую землю, ко всему присматривается, все замечает и обо всем доносит какому-то своему богу». В продолжение темы — о «каком-то своем боге» — тут же слова современника писателя, эмигранта Ильи Сургучева, не в шутку полагавшего, что Горький заключил договор с дьяволом: «И ему, среднему в общем писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и деньги, и слава, и женская лукавая любовь». [7] И. Д. Сургучев был мистиком, и в этом духе им написана статья «Горький и дьявол» (1955). Автор биографического словаря «Русская литература в изгнании» (YMCA-Press, Париж — Москва, 1996) Глеб Струве пишет о нем: «Сургучев — писатель несомненно талантливый… но внутренне вульгарный. Вульгарность эта особенно проявилась в его публицистических и литературно-критических статьях…» Похоже на правду, поскольку Горького, несмотря на разное к нему отношение, средним писателем никак не назовешь. И напоследок комментарий автора: «…скажем легче: Горький был инопланетянином … вот откуда все его „странности“ и все его „маски“ (от внешности мастерового до выражения лица Ницше, которое он примерил напоследок). Его крупные вещи напоминают талантливый отчет о служебной командировке на Землю. Все замечено… вот она, эпоха русской революции, „как живая“… Это трагедия вочеловечения . С болью и кровью… и все-таки не до конца».

Это доказывает автор другой статьи. Горький не любил поэтов: «…приведя строчки Фофанова: „На небо месяц поздно так вышел, и серебром засверкало болото“, — он (Горький. — Л.К.) начал говорить о народнохозяйственной вредности болот и сделал вывод: „…поэты никогда не звали человека на борьбу с природой… не гневались на слепого тирана“». Горький не любил антисемитов. «Возьмем те же „Несвоевременные мысли“», — приглашает автор и цитирует Горького: «…какую бы чепуху ни пороли антисемиты, они не любят еврея только за то, что он явно лучше, ловчее, трудоспособное их». Горький не любил мужиков: «…мне пишут яростные упреки: я, будто бы, „ненавижу народ“… неужели они любят тех мужиков, которые, наглотавшись водки до озверения, бьют своих беременных жен…» Далее за логикой автора статьи уже трудно уследить. Не любя антисемитов и русских мужиков, именно Горький, по мнению автора, спровоцировал в России… антисемитизм: «В этой провокации Горький сыграл немалую роль. Это он придумал отождествить тип еврея с типом культурного насильника, своего рода социалистического плантатора. Это он редактировал книгу о Беломор-канале (который строили заключенные. — Л.К.), украсив ее портретами орденоносных энкаведешников с еврейскими фамилиями». И, похожий на исступление, вывод: «Горький евреев не любил… Осуждение антисемитизма — достаточно условный жест… к таким правилам „хорошего тона“ особенно чутки всякого рода парвеню. Горький не любил евреев так же, как он не любил интеллигентов, не любил большевиков, буржуев, мужиков, как не любил в конце концов навязанную ему „культуру“, которую трактовал как насилие именно потому, что она его насиловала»… (Интересно, любил ли Горький женщин? Этого вопроса автор статьи не коснулся. Иначе… Страшно подумать!)

После таких «рекомендаций» хочется немедленно перечитать всего Горького. Судя по всему, он и сегодня остается самым полемичным, злободневным — живым — писателем. И в нем самом, и в его судьбе, несомненно, есть какая-то загадка, разгадывать которую интересно.

Максим Горький (настоящее имя Алексей Максимович Пешков) Родился 16 (28) марта 1868 года в Нижнем Новгороде. Устойчивым легендам о его «босяческом» происхождении, что так импонировало революционно настроенной интеллигенции, противоречат словарь Брокгауза и Ефрона (где говорится о нем как о выходце из среды «вполне буржуазной») и факты. Дед Горького по отцовской линии был офицером, правда, разжалованным — за жестокое обращение с подчиненными. Отец, Максим Савватеевич Пешков, будучи одаренным и удачливым человеком, добился значительного жизненного успеха. Некоторые черты его биографии затем повторит сын, но с большим размахом. В юности, сбежав из дома, Максим Савватеевич устроился учеником к драпировщику, а уже к тридцати годам стал управляющим конторы астраханского пароходства. Жену свою, Варвару Васильевну, он по-гусарски «увез» из семьи купца Каширина, довольно состоятельного, не раз избиравшегося депутатом Нижегородской думы. Конфликт с самозванным зятем быстро разрешился, и брак был признан.

В трехлетнем возрасте сын Пешковых Алеша заболел холерой и заразил отца. Мальчик выжил, а отец ушел из жизни. Мать к сыну охладела, считая его виновником смерти горячо любимого мужа (в сознательном возрасте Алексей Пешков, без сомнения, ощущал на себе эту «роковую печать», будто в оправдание взяв имя отца — Максим — как литературный псевдоним). Вскоре мать отдала его на воспитание деду и бабушке Кашириным.

Василий Васильевич Каширин характер имел взрывной, деспотичный, и мальчик рос в атмосфере постоянных семейных скандалов. Тем не менее к внуку он был привязан, обучил его в шесть лет сначала церковнославянской грамоте, а лишь затем — современной. В девятилетнем возрасте мальчика отдали в Нижегородское Кунавинское училище, где он закончил два класса и был переведен в третий с похвальной грамотой за «отличные перед прочими успехи в науках и благонравие». В это время дед разорился и, не умея пережить удар судьбы и смириться с нищетой, заболел душевной болезнью. Одиннадцатилетний Алеша вынужден был оставить училище и отправиться «в люди», то есть обучаться какому-нибудь ремеслу.