Екатерина Горбачева - Популярная история музыки

Как позднее вспоминал Щиглев: «Мы не упускали никакого случая поиграть трио или квартет где бы то ни было и с кем бы то ни было. Ни непогода, ни дождь, ни слякоть – ничто нас не удерживало, и я со скрипкой под мышкой, а Бородин с виолончелью в байковом мешке на спине делали иногда громадные концы пешком, например с Выборгской стороны в Коломну, так как денег у нас не было ни гроша».

Уже один этот пример говорит о том, какую роль играла музыка в жизни двух друзей. Но Бородин не мог заниматься одной только музыкой, потому что профессор Зинин возлагал на него большие надежды, готовя его в свои заместители. 25 марта 1856 года Александр Порфирьевич окончил свой курс в академии. Он очень опасался, что не получит место при госпитале. Но его опасения оказались напрасными, в числе четырех выпускников он за успехи в науках был прикомандирован к военно-сухопутному госпиталю в качестве ординатора. В эти же годы Александр познакомился с Мусоргским.

Со всем присущим ему пылом Бородин погрузился во врачебную практику. Во время работы в госпитале приходилось заниматься различными процедурами. Особенное впечатление производило на Александра Порфирьевича зрелище израненных спин крепостных крестьян, которых прогоняли сквозь строй. У некоторых клочьями болталась содранная кожа, у некоторых были видны даже кости.

Бородин по-прежнему увлекался больше химией, чем медициной. Осенью 1856 года он удачно сдал экзамены на степень доктора медицины. В связи с этим ему было дано разрешение приступить к написанию докторской диссертации, для которой он выбрал тему с химическим уклоном.

Когда Александр Порфирьевич начал самостоятельную научную деятельность, в России наступило знаменательное время. После окончания Крымской войны наблюдался мощный подъем освободительного движения, которое вступило в разночинский период. В это время царское правительство вынуждено было отменить крепостное право, потому что в народе зрели революционные настроения.

Бородин сблизился с братьями Успенскими – будущим врачом и доцентом Московского университета Михаилом Васильевичем и писателем Николаем Васильевичем. Кроме этого, в число близких друзей Александра Порфирьевича входил Иван Максимович Сорокин, который был соратником и другом Чернышевского.

Группа профессоров академии добилась проведения довольно значительных реформ. Были открыты новые кафедры, при академии учредили Институт молодых врачей (нечто вроде аспирантуры).

В начале 1858 года Бородин сдал экзамен на доктора медицины и уже 3 мая этого же года защитил диссертацию. На следующий год его послали за границу для повышения квалификации и пополнения теоретических знаний. Поселился он в небольшом немецком городке Гейдельберг, расположенном в очень живописном месте.

В этом городе Бородин познакомился с Менделеевым и Сеченовым, с которыми вместе обедал и ужинал. Помимо своих ученых занятий, Александр много времени уделял и музыке. Он был вхож во многие дома, где любили слушать музыку. В своей квартире он поставил фортепиано и иногда играл для друзей и гостей различные музыкальные произведения. И. М. Сеченов вспоминал: «Бородин тщательно скрывал, что он серьезный музыкант, потому что никогда не играл ничего серьезного, а только по желанию слушателей какие-либо песни или любимые арии из итальянских опер. Он очень удивлял всех нас тем, что умел играть все, что мы требовали, без нот, на память».

Вскоре в Гейдельберге появилась московская пианистка Е. С. Протопопова. Бородин познакомился с ней на одном из музыкальных вечеров. С этого времени вся его жизнь была неразрывно связана с Екатериной Сергеевной, на которой позднее он женился. И то обстоятельство, что его спутницей жизни стала талантливая и образованная музыкантша, помогло его окончательному самоопределению как композитора.

Как признавался сам Бородин Екатерине Сергеевне, он был ярым поклонником Мендельсона. В ее исполнении он впервые услышал также произведения Шумана и Шопена, тогда еще очень мало известных композиторов.

Осенью 1861 года Александр Порфирьевич вместе с Екатериной Сергеевной (тогда она была еще его невестой) переехал в Италию. Это было сделано из-за болезни Протопоповой. В Италии Бородин трудился так же плодотворно, как и в Гейдельберге. Он много работал в химической лаборатории, но все же успевал посещать театры, музеи и народные гулянья. Александр Порфирьевич играл на виолончели в оркестре городского театра, а вместе с Екатериной Сергеевной – в местном соборе на органе.

Вершиной его музыкального творчества в заграничный период стали произведения, созданные в 1862 году в Италии. Бородин с невестой часто бывал у директора местной музыкальной школы – старого скрипача Менокки. По словам Протопоповой, он был очень хороший человек, но музыкант довольно слабый. Как-то раз Бородин в его присутствии за какой-то час с небольшим написал фугу. Этот факт вызвал у Менокки удивление. Почтенный музыкант считал, что за такой короткий срок нельзя сочинить фугу. Но, убедившись в обратном, итальянец стал смотреть на русского композитора как на какое-то чудо.

Осенью 1863 года Бородин вернулся в Россию. 13 сентября этого же года его назначили адъюнкт-профессором кафедры химии Медико-хирургической академии. Он стал проводить занятия у студентов академии, которые считали, что лекции Бородина имели множество достоинств, отличались высоким качеством и навсегда врезались в память слушателей.

С 1863 года Александр Порфирьевич стал также читать лекции по химии в Лесной академии, а с 1872 года – на Женских медицинских курсах.

В первые же дни после возвращения из-за границы Бородин познакомился с Балакиревым. Это событие оказало огромное влияние на дальнейшую творческую жизнь композитора, оно превратило его из дилетанта в истинного и глубокого музыканта. Несмотря на то что Балакирев был на два года моложе Бородина, он стал его первым серьезным наставником, который учил его технике, инструментовке и музыкальной форме. Только благодаря Балакиреву Александр Порфирьевич пришел к истинному пониманию музыкальных произведений.

Под влиянием Балакирева Бородин принялся за сочинение ми-бемоль-мажорной симфонии, которую он писал под пристальным вниманием и контролем Балакирева. Такой надзор более опытного композитора развивал у Александра Порфирьевича критическое художественное чувство, впоследствии определившее его музыкальные пристрастия.

По словам ближайших друзей и музыкантов, окружавших Бородина, он был самоучкой, но таким, который более сведущ в музыке, чем все его товарищи по балакиревскому кружку. Таким образом, благодаря в основном Балакиреву Бородин стал одним из активных членов музыкального кружка, который вошел в историю под названием «Могучая кучка».