Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты

Опираясь плечом о косяк, он придерживал свободной рукой дверь.

— Кто тут? Чего надо? — грубо окрикнул он. Я выступил на свет и снял картуз.

— Пусти, Бога ради, обогреться! — сказал я. — Иду в город. Прозяб, как кошка.

— Много вас тут шляется! Иди дальше, пока собаку не выпустил!

Но я не отставал.

— Пусти, не дай издохнуть! У меня деньги есть. Возьми, коли так не пускаешь.

Этот аргумент смягчил сторожа.

— Ну, вались! — сказал он, давая дорогу, и, обратясь к чухонцу, громко пояснил: — Бродяга!

Я вошел и непритворно стал прыгать и колотить нога об ногу, так как чувствовал, что они невозможно прозябли. Все засмеялись. Я притворился обиженным.

— Походили бы в этом, — сказал я, сбрасывая с ноги галошу, — посмеивались бы!

— Издалека?

— С Колпина!

— В поворот?

— Оно самое. Иду стрелять, [43] Т.е. просить милостыню. пока што…

— По карманам? — засмеялся сторож.

— Ежели очень широкий, а рука близко… Водочки бы, хозяин! Иззяб!

— А деньги есть?

Я захватил с собою гривен семь мелкой монетой и высыпал теперь их на стол.

— Ловко! Где сбондил?

Я прикинулся снова и резко ответил:

— Ты не помогал, не твое и дело…

— Ну, ну! Мое всегда дело будет! Садись пей! Стефка, налей келишек!

Сидевшая подле чухонца женшина взяла полуштоф и тотчас налила мне стаканчик.

Я чокнулся с чухонцем, выпил и полез в чашку, где были накрошены свекла, огурцы и скверная селедка — что-то вроде винегрета.

Сторож, видимо, успокоился и сел против меня, снова взявшись за трубку.

Чухонец с голубыми глазами ребенка стал меня расспрашивать.

Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию.

Сторож слушал меня, одобрительно кивая головой; чухонец два раза сам налил мне водки.

— А где ныне ночевать будешь? — спросил меня сторож, когда я кончил.

— В Лавре! — ответил я.

— Ночуй у меня, — вдруг к моей радости предложил мне сторож, — завтра пойдешь вот с ним! — он кивнул на чухонца.

Я равнодушно согласился.

— Сразу в наши записаться хочешь! — засмеялся сторож. — Ну, что ж! — и он назвал всех.

— Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторожем. Это дочки мои: Анна да Стефка — беспутная девка! Ха-ха-ха, а этого Мишкой. А теперь иди, покажу, где спать тебе!

Я простился со всеми за руку, и он свел меня в угол за печку.

Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.

— Тут и спи! тепло и не дует! — сказал он и вернулся в горницу.

Я видел свет и слышал голоса.

Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.

Павел с Пояненом о чем-то шептались, но я не мог разобрать их голосов.

Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь.

Я насторожился.

В ту же минуту на меня пахнул холодный воздух и раздался оглушительный голос:

— Водки, черт вас дери!

— Чего орешь, дурак! — остановил его Павел.

— Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на шоссе простоял.

— А чего стоял?

— Чего? Известно чего: проезжего ждал!

— Ну, дурак и есть! — послышался голос Мишки. — Ведь было сказано, пока наших не выпустят, остановиться надо.

— Го, го! Дураки вы, если так решили. Остановитесь, все скажут — они и душили! А их выручать надо.

— Жди, дурак! У них там завелся черт Путилин. Все вынюхает.

— А я ему леща в бок.

Я тихо засмеялся.

Они продолжали говорить с полной откровенностью.

— А у Сверчинского кто?

— Сашка с Митькой.

— А они как решили?

— Да как я! Душу… — пришедший грубо расхохотался… — Значит, к тебе и добра не носить? а?

— Зачем! Носить можешь. Я куплю.

— Ну, то-то! Так бери!

И на стол упало что-то тяжелое.

— Постой! — вдруг сказал Мишка, и я услышал его шаги.

Я тотчас раскинулся на тюфяке и притворился спящим. Он нагнулся и ткнул меня в бок.

Я замычал и повернулся. Он отошел.

— Что принес? — почти тотчас раздался голос Павла.

— А ты гляди!..

Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому, и все время шел разговор отрывочными фразами.

— Где достал?

— А тебе што?

— Нет, я так. Дрянь уж большая.

— Скажи, пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по 100 рублей платят!

— Где как, а у меня красненькую…

— Красненькую! Да ты жид, што ли!

И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.

— Тише вы, дьяволы! — закричал, наконец, Мишка. — Ведь тут… и он не договорил, вероятно, сделав жест.

— А ну его! — отозвался хозяин. — Он нашим будет. Ну, 20 рублей и — крышка!

Они опять стали кричать. Потом на чем-то поладили.

— Ну, пошел, — сказал пришедший.

— Куда?

— А к соседу пить. Идем, што ли…

— Можно! — отозвался хозяин А ты?

— Кто же дом постережет? — ответил Мишка. — Нет, я останусь!

— Как хочешь…

— Ха-ха-ха! — загрохотал гость. — Он не соскучится.

— Мели, мели!.

Послышалось шарканье ног, пахнул холодный воздух, хлопнула дверь — и все стихло.

Через минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.

— Стефа! — окликнул он. — Иди! Никого нет…

Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холстинной рубашке.

Раздался звук поцелуя.

— Куда отец ушел?

— С Сашкой в 9-й нумер! До утра будут.

И снова раздались поцелуи и несвязный шепот. Интерес для меня кончился, и я заснул. Еще было темно, когда Мишка разбудил меня и сказал:

— Я иду в город. Иди и ты!

Я тотчас вскочил на ноги.

Мишка, с детскими, невинными глазами, производил на меня впечатление разбойника.

Самого Славинского не было. Стефания лениво нацедила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив ее мне вместо кофе.

Я выпил и взял картуз.

Мишка задержался на минуту, потом догнал меня.

— Хорошо спал? — спросил он.

— Как собака!

Мы сделали несколько шагов молча; потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее.

— Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им.

— А што?

— Ловят! Уж на что шустрые ребята, что извозчиков щупали, а и тех всех переняли… Опять воров…

— Меня не поймают…

— Это почему?

— Потому один буду работать.

— И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут. Действуй, а там и вещи сплавят, и тебя укроют… Нет, одному куда хуже! Ты вот с вещами… а куда идти? К Павлу. Ты с ним сдружись. Польза будет!

— А тебе есть польза? — спросил я смело.

Он усмехнулся.

— Много будешь знать — скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону!

Мы дошли до Обводного канала.