В. Новиков - Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Зарубежная литература XVII-XVIII веков

Смерть Дон Жуана очень многим была на руку, кроме, пожалуй, многострадального Сганареля — кто ему теперь заплатит его жалованье?

Д. А. Карельский

(Le Misanthrope)

Комедия (1666)

Своим нравом, убеждениями и поступками Альцест не переставал удивлять близких ему людей, и вот теперь даже старого своего друга Филинта он отказывался считать другом — за то, что тот чересчур радушно беседовал с человеком, имя которого мог потом лишь с большим трудом припомнить. С точки зрения Альцеста, тем самым его бывший друг продемонстрировал низкое лицемерие, несовместимое с подлинным душевным достоинством. В ответ на возражение Филинта, что, мол, живя в обществе, человек несвободен от требуемых нравами и обычаем приличий, Альцест решительно заклеймил богопротивную гнусность светской лжи и притворства. Нет, настаивал Альцест, всегда и при любых обстоятельствах следует говорить людям правду в лицо, никогда не опускаясь до лести.

Верность своим убеждениям Альцест не только вслух декларировал, но и доказывал на деле. Так он, к примеру, наотрез отказался улещивать судью, от которого зависел исход важной для него тяжбы, а в дом своей возлюбленной Селимены, где его и застал Филинт, Альцест пришел именно с тем, чтобы вдохновленными любовью нелицеприятными речами очистить ее душу от накипи греха — свойственных духу времени легкомыслия, кокетства и привычки позлословить; и пусть такие речи будут неприятны Селимене…

Разговор друзей был прерван молодым человеком по имени Оронт. Он тоже, как и Альцест, питал нежные чувства к очаровательной кокетке и теперь желал представить на суд Альцеста с Филинтом новый посвященный ей сонет. Выслушав произведение, Филинт наградил его изящными, ни к чему не обязывающими похвалами, чем необычайно потрафил сочинителю. Альцест же говорил искренне, то есть в пух и прах разнес плод поэтического вдохновения Оронта, и искренностью своею, как и следовало ожидать, нажил себе смертельного врага.

Селимена не привыкла к тому, чтобы воздыхатели — а у нее их имелось немало — добивались свидания лишь для того, чтобы ворчать и ругаться. А как раз так повел себя Альцест. Наиболее горячо обличал он ветреность Селимены, то, что в той или иной мере она дарит благосклонностью всех вьющихся вокруг нее кавалеров. Девушка возражала, что не в ее силах перестать привлекать поклонников — она и так для этого ничего не делает, все происходит само собой. С другой стороны, не гнать же их всех с порога, тем более что принимать знаки внимания приятно, а иной раз — когда они исходят от людей, имеющих вес и влияние — и полезно. Только Альцест, говорила Селимена, любим ею по-настоящему, и для него гораздо лучше, что она равно приветлива со всеми прочими, а не выделяет из их числа кого-то одного и не дает этим оснований для ревности. Но и такой довод не убедил Альцеста в преимуществах невинной ветрености.

Когда Селимене доложили о двух визитерах — придворных щеголях маркизе Акаете и маркизе Клитандре, — Альцесту стало противно и он ушел; вернее, преодолев себя, остался. Беседа Селимены с маркизами развивалась ровно так, как того ожидал Альцест — хозяйка и гости со вкусом перемывали косточки светским знакомым, причем в каждом находили что-нибудь достойное осмеяния: один глуп, другой хвастлив и тщеславен, с третьим никто не стал бы поддерживать знакомства, кабы не редкостные таланты его повара.

Острый язычок Селимены заслужил бурные похвалы маркизов, и это переполнило чашу терпения Альцеста, до той поры не раскрывавшего рта Он от души заклеймил и злословие собеседников, и вредную лесть, с помощью которой поклонники потакали слабостям девушки.

Альцест решил было не оставлять Селимену наедине с Акастом и Клитандром, но исполнить это намерение ему помешал жандарм, явившийся с предписанием немедленно доставить Альцеста в управление. Филинт уговорил его подчиниться — он полагал, что все дело в ссоре между Альцестом и Оронтом из-за сонета. Наверное, в жандармском управлении задумали их примирить.

Блестящие придворные кавалеры Акает и Клитандр привыкли к легким успехам в сердечных делах. Среди поклонников Селимены они решительно не находили никого, кто мог бы составить им хоть какую-то конкуренцию, и посему заключили между собой такое соглашение: кто из двоих представит более веское доказательство благосклонности красавицы, за тем и останется поле боя; другой не станет ему мешать.

Тем временем с визитом к Селимене заявилась Арсиноя, считавшаяся, в принципе, ее подругой. Селимена была убеждена, что скромность и добродетель Арсиноя проповедовала лишь поневоле — постольку, поскольку собственные ее жалкие прелести не могли никого подвигнуть на нарушение границ этих самых скромности и добродетели. Впрочем, встретила гостью Селимена вполне любезно.

Арсиноя не успела войти, как тут же — сославшись на то, что говорить об этом велит ей долг дружбы — завела речь о молве, окружающей имя Селимены. Сама она, ну разумеется, ни секунды не верила досужим домыслам, но тем не менее настоятельно советовала Селимене изменить привычки, дающие таковым почву. В ответ Селимена — коль скоро подруги непременно должны говорить в глаза любую правду — сообщила Арсиное, что болтают о ней самой: набожная в церкви, Арсиноя бьет слуг и не платит им денег; стремится завесить наготу на холсте, но норовит, представился бы случай, поманить своею. И совет для Арсинои у Селимены был готов: следить сначала за собой, а уж потом за ближними. Слово за слово, спор подруг уже почти перерос в перебранку, когда, как нельзя более кстати, возвратился Альцест.

Селимена удалилась, оставив Альцеста наедине с Арсиноей, давно уже втайне неравнодушной к нему. Желая быть приятной собеседнику, Арсиноя заговорила о том, как легко Альцест располагает к себе людей; пользуясь этим счастливым даром, полагала она, он мог бы преуспеть при дворе. Крайне недовольный, Альцест отвечал, что придворная карьера хороша для кого угодно, но только не для него — человека с мятежной душой, смелого и питающего отвращение к лицемерию и притворству.

Арсиноя спешно сменила тему и принялась порочить в глазах Альцеста Селимену, якобы подло изменяющую ему, но тот не хотел верить голословным обвинениям. Тогда Арсиноя пообещала, что Альцест вскоре получит верное доказательство коварства возлюбленной.

В чем Арсиноя действительно была права, это в том, что Альцест, несмотря на свои странности, обладал даром располагать к себе людей. Так, глубокую душевную склонность к нему питала кузина Селимены, Элианта, которую в Альцесте подкупало редкое в прочих прямодушие и благородное геройство. Она даже призналась Филинту, что с радостью стала бы женою Альцеста, когда бы тот не был горячо влюблен в другую.