В. Новиков - Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.Сюжеты и характеры.Зарубежная литература XVII-XVIII веков

Наступила пора цветения вьюнков, хозяйка приказала подготовить все к любованию ими рано поутру: постелила О-Сэн в саду ковры, на них сиденья особые установила, поставила чайники с чаем и рисовые пирожки в коробках, приготовила накидки, пояса широкие атласные, сделала барыне прическу, проверила — нет ли у слуг заплат на одежде, — ведь из соседних домов тоже придут любоваться цветением. О-Сэн тем временем отправилась на богомолье с бабкой, да еще за ними увязался работник из дома, который давно имел виды на горничную. По дороге, как и было договорено, к ним присоединился бондарь, и все бы хорошо, но увязавшийся работник был совсем некстати. На ночь устроились в гостинице. Хотели было О-Сэн и бондарь перемолвиться о сердечных делах, а работник настороже, не спит, разговоры заводит, бондарь же как на грех всего припас — и гвоздичного масла в раковине, и бумажных салфеток, да только ничего не вышло. Всю ночь строили они друг другу рогатки любви, да оба не добились толку. Уселись они поутру вчетвером на одну лошадь и отправились в храмы, да только о храмах никто не думает: то работник ущипнет О-Сэн за пальчик, то бондарь ее — за бочок, да все тайком да тишком. Но в городе работник зашел к приятелю, тут дело и сладилось, свела бабка О-Сэн с бондарем в лавке у поставщика завтраков бэнто. Вернулся работник в гостиницу, а О-Сэн с бабкой уж и след простыл.

Вернулись с богомолья порознь, да хозяйка все равно разгневалась, заподозрила невиновного работника в дурном поступке и согнала с места Но работник не прогадал, устроился у продавца рисом в Кита-хама и женился на одной из тамошних потаскушек, живет себе там, об О-Сэн и думать забыл. Что до О-Сэн, не могла она никак забыть недолгую любовь бондаря в лавке поставщика завтраков, чахла и тосковала, чувства ее пришли в смятение. Тут начались в доме неприятности: то в крышу ударила молния, то петух закукарекал в ночи, то у большого котла вывалилось дно. Призвали хитроумную бабку, а та возьми и скажи, что это бондарь требует к себе О-Сэн. Дошло до хозяина с хозяйкой, и те настояли, чтобы О-Сэн отдали бондарю. Справили ей платья, какие положены замужней женщине, вычернили для красоты зубы, выбрали благоприятный день, отдали некрашеный сундук, корзины, две накидки с хозяйских плеч, москитную сетку — словом, кучу всякого добра. И зажили они счастливо, бондарь был трудолюбив, да и О-Сэн многому научилась, ткала материю в полоску и красила ее фиолетовой краской. И очень любовно ухаживала за мужем, зимой согревала ему пищу, летом обмахивала веером. Родилось у них двое детей. И все-таки женщины — непостоянный народ, посмотрят пьеску из тех, что ставят в Дотонбори, и все принимают за чистую монету. Расцветут вишни, распустится глициния, глядь, а она уж гуляет с каким-нибудь красавцем, про бережливость забыла, на мужа смотрит свирепо. Нет, в знатных семьях такого не бывает, уж там-то женщины всегда верны мужьям до самой смерти… хотя и там изредка случается грех, и там женщины заводят себе любовников на стороне. А ведь всегда опасаться нужно ложного пути.

Однажды в доме бывшей хозяйки О-Сэн справлялись пышные поминки, все соседки явились подсобить, да и О-Сэн пришла, она ведь искусница была по хозяйству. Принялась она красиво выкладывать на большом блюде пироги и хурму, а тут хозяин стал доставать с верхней полки посуду, да и уронил на голову О-Сэн, прическа ее и растрепалась, увидела это хозяйка, взревновала, говорит, прически просто так не разваливаются. Рассердилась О-Сэн на хозяйку за такую напраслину и решила отомстить: и вправду завлечь хозяина, натянуть нос хозяйке. Зазвала она хозяина к себе ночью, бондарь крепко спал, светильник у него давно погас, но, услышав шепот, проснулся и бросился на любовников. Хозяин бросился бежать в чем мать родила, а О-Сэн — что ей было делать, как уйти от позора: взяла она стамеску и проткнула себе грудь, ее мертвое тело было выставлено на позор. Сложили о ней разные песни, и имя ее стало известно далеко по всей стране вплоть до самых далеких провинций. Да, не избежать человеку возмездия за дурные дела.

Лучшие календари составляются в столице!

Первый день новой луны 1628 г. — день счастливой кисти. Все записанное в этот день принесет удачу, а второй день — день жен-шины, с древности постигают в этот день науку страсти. Жила в ту пору красавица, жена составителя календарей, обликом она была прекрасна, как первые вишни, что вот-вот расцветут, губы напоминали алые клены в горах осенью, брови могли поспорить с лунным серпом. Немало сложено было о ней песен, в столице много было модниц, но никто не мог с ней сравниться. На всех перекрестках столицы только и разговоров было, что о четырех королях — компании молодых повес, сыновей богатых родителей. Целыми днями развлекались они, предаваясь любви, не пропуская ни одного дня, рассвет встречали с гейшами в Симабара — веселом квартале, вечером веселились с актерами, им что с мужчинами, что с женщинами — все равно! Однажды сидели они в ресторане и разглядывали проходящих мимо женщин, возвращавшихся с любования цветами. Но порядочные дамы проплывали в носилках за занавесками, и лиц их нельзя было, к сожалению, разглядеть. А те, что бегали мимо на своих двоих, красавицами не назовешь, хотя и дурнушками тоже. И все же придвинули тушечницу, кисти, бумагу и принялись писать, перечисляя все достоинства: какая шея, да нос, да что за подкладка на накидке. Вдруг какая-нибудь прехорошенькая дамочка раскроет рот, а там зуба не хватает, тут уж, конечно, одно разочарование. Мимо снуют одна красавица за другой, вот молоденькая: нижнее платье желтое, потом еще одно — по лиловому белые крапинки, а верхнее из атласа мышиного цвета с мелким шитьем — воробушки летят, а на лакированной шляпе шпильки и шнурки из бумажных полос, но вот незадача — на левой щеке небольшой шрамик. Следом табачница, волосы в беспорядке, одежда неказиста, а черты лица прекрасны, строги, и у всех повес заклубилась в груди нежность к табачнице. Следом жеманница, разнаряженная ярко, шляпа на четырех разноцветных шнурках сдвинута так, чтобы не закрывать лицо. «Вот она, вот она», — закричали повесы, а, глядь, за ней три няньки несут розовощеких детей, ну и смеху тут было! Следующей была девушка на носилках лет всего четырнадцати, красота ее так бросалась в глаза, что подробно ее описывать не нужно. Модную шляпу несут за ней слуги, а она прикрывается веткой глицинии. Сразу затмила она всех красоток, что увидели сегодня повесы. И сама похожа на прелестный цветок.

Один придворный составитель календарей долго оставался холостым, вкус у него был весьма разборчивый. А он хотел найти женщину и высокой души, и прекрасной внешности, обратился он к свахе по прозвищу Говорливая и попросил ее сосватать ему в жены девушку с веткой глицинии, звали девушку О-Сан. Взяв ее в жены, он не пожалел, она оказалась образцовой хозяйкой купеческого дома, хозяйство процветало, радость в доме била ключом. А тут собрался составитель календарей в дорогу, родители О-Сан забеспокоились, справится ли дочка с хозяйством, и прислали ей на подмогу молодого парня Моэмона, честного, за модой не гнавшегося. Как-то ожидая приближения зимы, решил Моэмон сделать себе для укрепления здоровья прижигание моксой. Самая легкая рука была у служанки Рин, приготовила Рин скрученные травинки чернобыльника и стала делать Моэмону прижигания, а чтобы утишить боль, принялась массировать ему спину, и в этот момент закралась в ее сердце нежность к Моэмону. Но не умела служанка писать, с завистью глядела она даже на корявые закорючки, которые выводил самый молодой слуга в доме. О-Сан, прознав о том, предложила Рин написать за нее письмо, благо надо было еще несколько писем написать. Рин потихоньку переправила письмо Моэмону и получила от него довольно бесцеремонный ответ. Задумала молодая хозяйка дома О-Сан проучить невежу и послала ему красноречивое письмо, поведав все свои печали. И вправду, послание тронуло Моэмона, он сам назначил ей свидание на пятнадцатую ночь. Тут уж все служанки принялись над ним хохотать, а хозяйка сама решила, переодевшись в платье Рин, сыграть роль своей служанки. То-то будет потеха. Договорились, что служанки попрячутся по углам, кто с палкой, кто со скалкой, а на зов О-Сан выскочат с криками и накинутся на незадачливого кавалера. Но служанки утомились от крика и суеты, и все, как одна, уснули. Моэмон подкрался к хозяйке и, пока она спала, откинул полу ее платья и прижался к ней. О-Сан же, проснувшись, не помнила себя от стыда, но делать было нечего, в тайне все сохранить не удалось. И стал Моэмон наведываться к ней каждую ночь. О-Сан завладела всеми его мыслями, он уже и не думал о служаночке. Вот так свернул незаметно с истинного пути. Еще в старых книгах написано: «Неисповедимы пути любви». Нынешние модницы не тратят времени на храм, а только пытаются превзойти друг друга красотою нарядов. О-Сато решила съездить на богомолье с Моэмоном, сели они в лодку и поплыли по озеру Бива: «Наша жизнь еще длится, не об этом ли говорит имя горы Нагараяма — горы Долгой жизни, что видна отсюда?» Эти мысли вызывали слезы на глаза, и рукава их увлажнились. «Как от величия столицы Сига не осталось ничего, кроме предания, так будет и с нами…» И порешили они сделать вид, что вместе утопились в озере, а самим скрыться в горах и вести уединенную жизнь в глухих местах. Оставили они прощальные письма родным, приложили свои талисманы — фигурку Будды, эфес меча — железную гарду в виде свившегося в клубок дракона с медными украшениями, сбросили и одежду, и обувь и кинули все это под прибрежной ивой. Сами же скрылись в густых зарослях криптомерии.