Игорь Муромов - 100 великих любовниц

Сблизившись с Лавальер, Людовик словно ожил душой. Он писал ей нежные мадригалы, расточал любезности при встречах, осыпал подарками. Луиза любила его всем сердцем. Когда Людовика не было рядом, она утешалась тем, что рассказывала про него своей единственной подруге Монталэ, остроумной девушке, мечтавшей играть не последнюю роль в высшем обществе. Ещё в Блуа она жила вместе с Луизой при дворе овдовевшей герцогини Орлеанской и тогда уже была посвящена во все её тайны. Между прочим, Монталэ знала и о том, что в Луизу влюбился один провинциальный дворянин, написавший ей несколько любовных писем. Но мать Луизы, проведав о поклоннике дочери, отослала провинциальному воздыхателю его письма. Монталэ всё-таки проболталась об этой чисто платонической связи, и её рассказ дошёл до ушей Людовика. Как вспылил король, когда услышал эту историю! Он бросился к Луизе, произошла бурная сцена. Как же так, она клялась ему, что он её первая и единственная любовь, что у неё нет и не будет никаких тайн от него, а вот, оказывается, тайна есть! Она его обманула! Ни слёзы, ни мольбы, ни клятвы не помогли. Людовик ушёл.

Лавальер ждала его до полуночи, помня клятву, которую они дали друг другу, — никогда не оставлять ссоры до следующего дня. Но он не явился. Измученная, больная, с разбитым сердцем, она отправилась на рассвете в монастырь Сен-Клу. Во время обедни королю сообщили о её бегстве. В сопровождении трёх лиц, закутав голову плащом, Людовик помчался в монастырь. Через час влюблённые уже вели нежную беседу. Всё было забыто, и оба торжественно вернулись во дворец.

С этого дня началось возвышение Лавальер. Для неё был построен Версаль, где устраивались торжества и сочинялись песни. Этот волшебный замок — памятник любви короля французского к Лавальер, любовная поэма, созданная из мрамора и вместо иллюстраций украшенная статуями, фонтанами, террасами, цветниками и рощами. Всё, что могло придумать воображение, пускалось в ход, лишь бы угодить фаворитке, которой, впрочем, ничего не нужно было, кроме королевской любви.

Любовь Людовика была безмерна. Он сам поддерживал её во время родов. В страшных мучениях Луиза обхватила его шею и разорвала ворот из драгоценных английских кружев, стоивших 10 000 фунтов, после чего потеряла сознание.

«Она умерла!» — воскликнула в ужасе госпожа де Шуази, оказывавшая ей помощь.

У короля брызнули слёзы.

«Верните её мне и возьмите всё, что у меня есть!» — крикнул он.

Но как ни любила Лавальер короля, их отношения приносили ей и немало огорчений. Она тяготилась незаконностью этой связи и всегда краснела, когда королева устремляла на неё свой взор. Вечером того дня, когда у неё родился первый ребёнок, она явилась на бал к герцогине Орлеанской в бальном платье и с цветами в волосах.

«Лучше умру, — заявила она врачу, — чем вызову подозрение, что стала матерью».

Тогда ещё была жива Анна Австрийская, и Людовик XIV из боязни перед ней скрывал, что у него от Лавальер есть дети. Свидетелями при крещении пригласили простых, никому не известных людей, один из которых поставил даже рядом со своим именем в церковном списке слово «бедняк», как бы этим обозначив своё звание.

К стыду, который испытывала Лавальер, добавились ещё и интриги. Ей завидовали. Её хотели унизить, погубить. Королеве посылались анонимные письма, в которых сообщалось о похождениях Луизы, чтобы сделать её положение при дворе невыносимым.

Когда Анна Австрийская принялась читать королю нравственную проповедь, тот в ответ философски заметил: «Когда нас утомит любовь, когда мы пресытимся ею и состаримся, тогда и мы в свой черёд ударимся в ханжество и пустимся в нравоучения». И Лавальер сохранила за собой место официальной фаворитки, к досаде матери и супруги короля и к ещё большей злобе многочисленных завистниц.

Когда однажды Лавальер проходила мимо королевы, последняя по-испански сказала госпоже Мотвиль: «Видите эту девушку с драгоценными серьгами? Она любовница короля».

Но Лавальер действительно любила короля. И любовь её была искренна. Она никогда не пользовалась своим влиянием, никогда не просила о каких-либо милостях ни для себя, ни для родных. Даже к тем, кто её оскорблял, она относилась благосклонно, ходатайствуя за всех, кто попадал в немилость из-за неё.

В 1667 году Людовик возвёл в герцогство имения Вожурэ и два баронства в Турени и Анжу и подарил их Луизе «за её добродетель, красоту и редкое совершенство», как знак его расположения к ней, иными словами, сделал придворную даму герцогиней. Затем признал обоих детей (ещё двое умерли в нежном возрасте) — графа Вермандуа и Анну Бурбонскую.

Луиза Лавальер опечалилась. «Отныне, — воскликнула она с отчаянием, — все знают мой позор!»

Увы, счастье Лавальер оказалось недолгим. В Людовике было слишком много огня и страсти, чтобы он мог много лет подряд оставаться рядом с ней. Он охладел. Он стал равнодушен к ней. На горизонте придворной жизни появилась новая звезда — Монтеспан, женщина с удивительными формами и столь же удивительным умом. Монтеспан действовала как опытная кокетка, вставляя в разговоре с монархом язвительные замечания в адрес Лавальер. Подруга детства и юности Лавальер, она сообщила королю несколько анекдотов из жизни фаворитки, бросающих на неё тень. Не забыла и о Фуке, назвав его счастливым соперником. Монтеспан удалось уронить фаворитку в глазах короля, что было верным признаком близкого падения последней.

Терзаемая ревностью, в сознании своего бессилия вырвать короля из сетей соперницы, Лавальер вспоминала о тех страданиях, которые пережила королева в те дни, когда Людовик, покинув жену, глухой к её мольбам и убеждениям матери, лежал у ног её самой. «Вправе ли я требовать постоянства от человека, для меня изменившего своей доброй и любящей жене?» Для скромной Луизы места в сердце Людовика уже не было. Она хотела примириться с новым положением и безропотно переносила господство другой женщины: её даже нередко можно было видеть в одном экипаже с королевой и Монтеспан. «Три королевы», — говорили в народе. Однако так долго продолжаться не могло. Лавальер видела единственный выход — удалиться в монастырь. Но как отречься от жизни в двадцать пять лет?

В феврале 1671 года Луиза бежала в монастырь Св. Марии в Шальо. Это была последняя отчаянная попытка задеть чувства короля. Перед бегством она сообщила ему через своего друга, маршала Бельфона, что уходит от света, потому что потеряла милость короля, которому подарила свою юность. Король послал к ней в монастырь Кольбера. Она вернулась и долго плакала на груди у Людовика. Но звезда Монтеспан всходила всё выше и выше. К тому же красота Лавальер начала увядать, и две болезни, едва не унёсшие её в могилу, ещё более отразились на её внешности.