Николай Непомнящий - 100 великих загадок русской истории

Затем после выработки основного ресурса она получила «прописку» на Ходынке при заводе. В 1943 году ее разобрали, не догадавшись сохранить для истории, как это делают во многих странах. Авиационных музеев тогда у нас в стране еще не было…

22 сентября 1937 года в Париже средь бела дня исчез председатель Российского Общевоинского союза (РОВС) генерал-лейтенант Евгений Миллер. Следы похищения вели в Москву.

Следствие и судебный процесс показали, что главными исполнителями «акции» стали люди, близкие генералу Миллеру: его заместитель по РОВС генерал Николай Скоблин и его супруга, известная певица Надежда Плевицкая. Скоблин скрылся, а Плевицкая была арестована французской полицией и осуждена к 20 годам каторжных работ.

Остатки белой армии покинули Россию в 1920 году. Сначала они были размещены в Югославии и Болгарии. В сентябре 1924 г. генерал Врангель объявил о преобразовании армии в Русский Общевоинский союз – РОВС. После кончины Врангеля в апреле 1928 года пост председателя РОВС занял генерал Кутепов, а после его похищения агентами НКВД в 1930 году – генерал Миллер. В годы гражданской войны Миллер возглавлял белые силы на Севере России, в 1920—1922 годах представлял генерала Врангеля в Париже.

Дело Миллера несколько недель не сходило с газетных страниц Франции и всего мира. Особая роль Скоблина ни у кого не вызывала сомнений: это он предложил Миллеру пойти на важную встречу, после чего Миллер бесследно исчез. Однако, отправляясь на свидание, Миллер передал начальнику канцелярии РОВС генералу Павлу Кусонскому запечатанный конверт, попросив вскрыть его, если он через полтора-два часа не вернется. Миллер не появился ни через два часа, ни к вечеру. Конверт вскрыли. Записка Миллера гласила: «У меня сегодня в 12 часов 30 минут свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмен и Раффе. Он должен отвести меня на свидание с германским офицером…»

Генерал Миллер с женой, у автомобиля – Н. Скоблин

Расследование показало, что Скоблин и Плевицкая тщательно готовились к «операции», создавали алиби на этот день и т.п. Скоблины последнее время жили не по средствам. Многие обстоятельства дела убеждали, что и Миллер, и Скоблин находятся в Советском Союзе. Однако Москва отвергала все обвинения, стараясь убедить общественность, что в деле просматривается «немецкий след». 30 сентября 1937 года «Правда» напечатала заявление ТАСС: «Все отчетливее выясняются связи Скоблина с гитлеровским гестапо и звериная злоба и ненависть, которую питал Скоблин к Советскому Союзу. Ряд газет приводит заявление директора одного из парижских банков, который сообщил, что… Скоблин располагал крупными средствами и часто менял в банке иностранную валюту. Из заявления банкира вытекает, что источником средств Скоблина являлась гитлеровская Германия».

Сегодня прежде строго секретные архивы разведки позволяют узнать, что стало с генералом Миллером. Его встреча со Скоблиным состоялась, тот отвез его в условленное место, где генерала встретили не германские офицеры, а агенты НКВД. Они дали ему снотворного, в большом деревянном ящике погрузили на грузовик и через несколько часов доставили на борт теплохода «Мария Ульянова», стоявшего в порту Гавра. Не дожидаясь полной разгрузки (в трюмах находились бараньи шкуры), теплоход немедленно отплыл из Гавра в направлении Ленинграда.

Спустя неделю, 29 сентября 1937 года (на следующий день появится сообщение ТАСС), Миллер был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД и стал строго секретным узником Лубянки под номером 110. Он был лишен прогулок, его не выводили из камеры, возле которой круглосуточно дежурил часовой.

Следователи, начиная с ним сложную игру, пообещали ему известить близких о том, что Миллер жив, предлагают ему написать письма, которые они якобы отправят во Францию. Письма остались в деле. Миллер не подозревал, что это просто – провокация, цель которой – выявить настроения генерала.

«Дорогая Тата! Крепко тебя целую, не могу тебе писать, где я, но после довольно продолжительного путешествия, закончившегося сегодня утром, хочу написать тебе, что я жив и здоров, и физически чувствую себя хорошо… Проездом видел знакомые места… Здесь, где я нахожусь, хотя погода отличная, но все же свежевато. Мне дали отличное новое пальто, новую фуфайку, кальсоны и шерстяные носки».

Протоколы допросов позволяют сделать вывод, что следователей в первую очередь интересовала организация повстанческого движения в СССР. Миллер отвечает: «Я предвижу опять упреки, что я ничего сенсационного не сказал о деятельности РОВС. Да потому, что ничего такого и не было. Я враг всяких бессмысленных авантюр. И за время моего пребывания в эмиграции не видел еще ни одной, из которой бы вышло толка… Под свое председательство РОВС я поставил задачей по мере своих сил выполнить завет генерала Врангеля. Его предсмертные слова были: «Берегите армию! Боже, спаси Россию!» Кому суждено спасти Россию и вывести ее опять на исторический путь великой державы при условии благоденствия, при ее многочисленных народах, и в первую голову Русского народа – Вам ли, нам ли, или нам всем вместе общими усилиями – это один Господь Бог знает, но беречь армию – был мой первый долг…»

НКВД интересовало, в какой мере РОВС использовал членов Союза возвращенцев для повстанческого движения в России и для получения информации о положении в СССР. На вопросы подобного рода Миллер с удивлением заметил: «Все знают, как следят за возвращенцами в России, поэтому такие вопросы и не возникали».

Генерал Миллер был искренен и правдив в своих показаниях. Похищение и тюремный застенок не сломили его, он не стал ни предателем, ни трусом. Что касается следствия, то оно велось вяло. Это объясняется тем, что советская разведка была прекрасно осведомлена о деятельности РОВС. Тем же Скоблиным и другими секретными агентами, работающими в РОВС. 10 октября следователь (Н.П. Власов) зашел в камеру Миллера в последний раз, больше он там не появлялся.

28 декабря 1937 года в камеру Миллера зашел Ежов. Последовала краткая беседа. Миллер не понял, с кем он говорит, лишь позже ему сказали, кто был его собеседником. На следующий день Миллер написал большое письмо Ежову. Оно осталось без ответа. Спустя три месяца Миллер отправил второе письмо, через две недели – третье. Без ответа. 27 июля 1938 года Миллер отправляет Ежову четвертое письмо. Полная изоляция, никого, кроме часового у двери и надзирателя, ни встреч, ни бесед, ни прогулок.