П. Кочеткова - ПАЛАЧИ И КИЛЛЕРЫ.

Вокруг «Корсиканца» сложился круг лиц, с которыми он общался чаще, чем с другими. В него входили писатель и драматург Адам Кукхоф и его жена Грета. Грета познакомилась с Харнаками в США, где сама окончила университет как стипендиатка английской секты квакеров. С 30-х годов в число знакомых вошли Харро Шульце-Бойзен и его жена Либертас. Арвид и Милдред Харнаки установили с ними контакт в середине 30-х годов, но долго приглядывались друг к другу. Более тесное знакомство и деловые связи между ними установились позднее.

В дипломатические круги Берлина, прежде всего посольства США, супругов Харнак ввела дочь посла Додда — Марта, с которой Милдред Харнак была знакома и дружна еще в США.

Но как ни широки были связи «Корсиканца», в марте 1938 года его встречи с советскими собеседниками прекратились: Гордон был расстрелян, Белкина отослали в Испанию, а Агаянц неожиданно скончался. Были уничтожены органами безопасности и четверо сотрудников центрального аппарата разведки, знавших о деятельности "Корсиканца".

… 17 сентября 1940 года в дверь дома N18 по Вёршштрассе в Берлине постучал высокий молодой человек, представившийся удивленному хозяину как Александр Эрдберг. Это был заместитель резидента советской разведки в Берлине, официально считавшийся сотрудником посольства. Александр Михайлович Короткое — человек интереснейший. За его плечами уже были годы нелегальной разведывательной деятельности в Центральной Европе, сложное и тяжелое задание во Франции, работа в Германии в 1936 году под вымышленным именем.

Арвид Харнак долго приглядывался к позднему визитеру.

Чистая немецкая речь Эрдберга с легким австрийским акцентом только сбивала с толку «Корсиканца». Короткову пришлось приложить немало сил, чтобы убедить настороженного собеседника в том, что он именно тот, за кого себя выдает, — представитель Москвы. Начались регулярные встречи.

В 1939–1940 годах советская разведка лихорадочно искала возможности восстановить свои утраченные позиции — благо, что советско-германский договор от 23 августа 1939 года открывал благоприятные возможности для поездок в "дружествен ную" Германию.

Резидентура НКВД в Берлине стала восстанавливаться, для чего из архивов были извлечены старые дела. Связи надо было устанавливать заново — снова искать «Корсиканца» и некоторых других давних знакомых, — причем отнюдь не в духе "новой дружбы" с Германией.

Выполнение задач, поставленных Москвой, оказлось делом нелегким. Руководителем резидентуры в Берлине с 5 сентября 1939 года стал Амаяк Кобулов — человек в разведке неопытный, вздорный и кляузный, но имевший высокого покровителя в лице своего брата Богдана, ближайшего сподвижника Берия. О деловых качествах Амаяка в Москве иллюзий не питали: когда он пытался сам встретиться с Харнаком, Центр запретил такие встречи. Зато вторым человеком оказался Александр Коротков, разведчик "божьей милостью". К Короткову Кобулов относился терпимо, видимо, понимая, что без него не обойтись.

В конце октября 1940 года Коротков был вызван в Москву, получив приказание временно заморозить все свои связи. В Москве он пробыл около двух месяцев, где ему было дано задание разобраться в знакомствах Харнака и получить информацию по актуальным проблемам. Задание гласило: выяснить положение и роль оппозиционных сил в стране, получить сведения, обеспечивающие безопасность командированных в Германию советских граждан. Короткову предлагалось проверить и в случае подтверждения детализировать ранее поступившую от «Корсиканца» информацию о военных планах Гитлера в отношении СССР. Выявить, что говорилось в пункте 4 плана, узнать структуру и организацию германского хозяйственного правления в военное время, экономические расчеты рейха в отношении средств ведения войны, особенно в случае ее затяжки и расширения, обеспечение Германии стратегическим сырьем и продовольствием; конкретные планы немцев, в частности, хозяйственных обязательств перед Советским Союзом, лазейки и ухищрения для отсрочки выполнения подписанных договоров и соглашений.

Документ был составлен в духе своего времени. Как нетрудно понять, он обходил вопрос о возможности войны между СССР и Германией в ближайшее время. Говорилось лишь о необходимости выяснить, что будет делать Германия в случае "затяжки и расширения" войны. Затяжки военных действий против Англии или расширения за счет СССР — не уточнялось.

Коротков прочитал десятый пункт задания и потом расписался: "Короткое. 26 декабря 1940 г". Выше было напечатано: "Читал, усвоил и принял к исполнению".

В первых числах января 1941 года Коротков снова был в Берлине, а 7 числа того же месяца встретился с "Корсиканцем".

В кругах "Клуба господ", членом которого стал Харнак, складывается мнение, рассказывал «Корсиканец», что Германия проиграет войну. В этой связи немцам необходимо договориться с Англией и Америкой о том, чтобы повернуть оружие на восток. Как сообщил «Корсиканцу» Харро Шульце-Бойзен, служивший в штабе авиации Германии, штабу отдано распоряжение начать в широких масштабах разведывательные полеты над советской территорией с целью фотографирования всей пограничной полосы СССР. В сферу разведывательных полетов включен Ленинград. Геринг распорядился перевести "русский реферат" министерства авиации в так называемую активную часть штаба авиации, разрабатывающего и подготовливающего военные операции. Таковы были сведения Шульце-Бойзена.

Дело N 34122 Теперь приходит время обратиться к другому делу архива Службы внешней разведки, обозначенному псевдонимом «Старшина» и имевшему номер 34122. Оно было начато в марте 1941 года и закончено в 1948 году.

Этот псевдоним был дан оберлейтенанту Харро Шульце-Бой-зену, б котором в числе установочных данных сообщалось: внучатый племянник гросс-адмирала Тирпица, женат на родственнице князя Эйленбурга (в деле ошибочно — Оленбур-га) Либертас Хаас-Хейе. Студентом издавал журнал "Дер гегнер" ("Противник"), носивший антиправительственный характер. Журнал был закрыт, Шульце-Бойзен арестован на короткое время. Молодой аристократ поддерживал связь с КПГ, однако по рекомендации Харнака (с ним он познакомился в 1935 году) ее прекратил, тем не менее помогая партии в печатании и распространении антифашистской литературы.

Шульце-Бойзен служил референтом в министерстве авиации, затем в штабе ВВС, был вхож в партийные круги НСДАП (читал лекции для высших функционеров), собирая вокруг себя единомышленников. Как отмечалось в деле, Шульце-Бойзен и Харнак были с различными характерами: первый был человеком действий и порой безрассудных, второй — осторожным аналитиком. Харнак даже просил Короткова удерживать Шульце-Бойзена от "неосторожных поступков". В общем, между немецкими антифашистами и московским представителем складывалось равноправное сотрудничество, далекое от "агентурных связей". Не говоря уже о том, что оба не брали ни марки за свою информацию, считая (так написано в документах), что "их риск оправдан, если он способствует грядущему падению фашизма".