Владимир Малов - 100 великих олимпийских чемпионов

После 600 метров начинаю «доставать» Мэтта Цетлински. Он упирается, не хочет сдавать позиции. Я его понимаю. Сколько раз бывал в подобных ситуациях, и не вспомнить. Их психологически трудно пережить. В мозгу замыкаются какие-то оголенные провода, и ты, ломая тактику и технику, рубишься насмерть. И напрочь забываешь, что еще плыть и плыть! И в конце концов «убиваешь» сам себя. Но мне важно оторваться от преследователей как можно дальше. Сколько метров этой гонки выдержит Мэтт, я не знаю.

700 метров. Выигрываю совсем чуть-чуть. Неужто переоценил себя? Мне тяжело. Знаю, Цетлински тяжелее во сто крат. Он ломается и начинает медленно отставать.

После 900 метров продолжаю наращивать скорость и вижу, как сдает американец. Корпус преимущества — это лишь начало. Потерял из виду Пфайфера. Не слышу Дасслера. Он где-то позади, но у него свой план. Начинаю чувствовать усталость. Теперь — повышенное внимание технике. Наступает момент, когда необходимо большее расслабление: или в самом гребке, или в проносе рук.

Штефан Пфайфер «подбирает» Цетлински. Погоня за мной не прошла для Мэтта бесследно, этого и следовало ожидать.

1000 метров. Нервы правой руки будто обнажены. Чувствую каждую клеточку. Это первый звонок к тому, что скоро обрушится страшная усталость. Надо поспешить. Отрыв в два корпуса от Пфайфера, конечно, неплохо, но хватит ли его? Если на финише Штефан или Уве Дасслер окажутся в непосредственной близости, то мои шансы будут равны нулю. У этих ребят на порядок выше скоростной запас, и они, конечно, им воспользуются не задумываясь. Главное — не дать им этого шанса.

1300 метров. Началось. К ногам и рукам привязали по гире. Это уже не плавание — это вспахивание целины. Скоро наступит критическая точка. Только бы не подвело тело. Начинаю терять на поворотах. Усталость обрушилась, как южная ночь — мгновенно становится темно. Твержу себе: техника, техника, техника. Изменяю траекторию проноса рук и их движение в воде. Акцентирую нагрузку то на одну группу мышц, то на другую. Помогает. Вес гирь уменьшается. Жаль, что не надолго. Ничего не слышу и не вижу вокруг — ни трибун, ни преследователей. Хотя и помню, что Пфайфер где-то рядом. Интересно, где Дасслер?

Где-то на середине предпоследней 50-метровой прямой понял, что умираю. Наступило даже не равнодушие, а отупение. Мышц у меня не было. Никаких. Руки и ноги работали сами по себе. Но если сию секунду они хоть как-то действовали, то в следующую могли и прекратить работу. Что делать?

Ничего другого не придумал, как впился зубами и нижнюю губу. Боли не ощутил. Но чуть-чуть полегчало.

Последние 50 метров. Я не видел, но каким-то шестым чувством ощутил, как неумолимо приближается Штефан Пфайфер и как врубил свой знаменитый рывок Уве Дасслер, торпедой мчась на финиш. Успокоил себя: если не умру, то им меня не догнать. Сегодня — мой день! Момент, когда ткнул эту самую стенку, не помню. Но что пришлось вцепиться в нее, чтобы не пойти ко дну, запомнил очень хорошо. Что было после?

Дальше все — как в тумане. Хотя мозгом, наверное, понимал, что выиграл. Даже рук не чувствовал, когда попытался вскинуть их. Идиотское состояние: поднимаю руки поприветствовать публику, а их не чувствую, кажется, что висят плетьми.

Подплыл Пфайфер, Что-то говорит, покачивая головой. Его трудно понять. И вдруг до меня доходит, что Штефан пытается объяснить свое изумление — как же все это произошло? Только теперь в сознание врывается шум трибун и дружное скандирование: «Сальников! Сальников! Сальников! "

Я начинаю ощущать чувства. Не могу сказать, что все они чисты и непорочны. Даже волна такого легкого злорадства краешком захватила. Вспомнилось вдруг, как меня «хоронили». Интересно, что сейчас переживают мои «доброжелатели»? Я выиграл свой самый главный заплыв, длиною не в 1500 метров, а во всю мою спортивную жизнь. И был счастлив!

Через два часа после финала произошло событие, которое, в моем понимании, стоит всего золота мира. Когда вошел в олимпийскую столовую, то все, кто в ней был — тренеры, спортсмены — поднялись из-за столов и зааплодировали. Именно этот эпизод победного для меня олимпийского дня сейчас вспоминается прежде всего. Надеюсь, не надо объяснять — почему?»

В этот день Владимир Сальников стал четырехкратным олимпийским чемпионом. Но главным было даже не это…

Очень редким пловцам удавалось стать чемпионами на двух Олимпиадах подряд. А Сальников сделал это, пропустив одну Олимпиаду — повторил свой успех не через четыре, а через восемь лет. Такого в истории Олимпийских игр не сумел сделать никто больше.

После триумфа в Сеуле Владимир Сальников, как и обещал самому себе, ушел из большого спорта. Некоторое время он тренировал сборную страны по плаванию. В разные годы был членом Олимпийского комитета СССР, членом комиссии спортсменов Международной федерации плавания, занимался коммерческими проектами.

(Родился в 1961 г.)

Американский легкоатлет. Чемпион игр XXIII Олимпиады в Лос-Анджелесе (США), 1984 год. Чемпион игр XXIV Олимпиады в Сеуле (Южная Корея), 1988 год. Чемпион игр XXV Олимпиады в Барселоне (Испания), 1992 год. Чемпион игр XXVI Олимпиады в Атланте (США), 1996 год

Когда Боб Бимон совершил свой «прыжок в XXI век» на Олимпийских играх в Мехико в 1968 году, Карлу Льюису было семь лет. Те игры мальчуган видел по телевизору, и прыжок произвел на него такое впечатление, что он тут же вышел на улицу, чтобы измерить длину стоявшей возле дома машины. Ему хотелось наглядно представить, что такое 8 метров 90 сантиметров.

Многим другим его сверстникам, скорее всего, такое вряд ли пришло в голову, но Карл уже тогда представлял себе цену метров, сантиметров, а также минут и секунд в спорте, потому что его отец был тренером легкоатлетов в университете города Бирмингема в штате Алабама. И мать прежде была отличной спортсменкой, не раз участвовала в Панамериканских играх, выступая в барьерном беге.

Но, удивительное дело, родители не горели желанием сделать из сына спортивную звезду и всячески поощряли его интерес и танцам, пению, игре на музыкальных инструментах. Хотя, как и любому американскому мальчишке, Карлу, разумеется, приходилось много заниматься спортом в школе — он играл в американский футбол, плавал, бегал, прыгал.

Когда Карлу было десять лет, на одном из соревнований он неплохо выступил в прыжках в длину. После соревнований к нему подошел какой-то незнакомый мужчина, похвалил и сказал, что, если Карл будет продолжать в том же духе, непременно станет чемпионом.

Потом отец объяснил Карлу, что это был ни кто иной, как Джесси Оуэнс, четырехкратный олимпийский чемпион и легенда американской легкой атлетики. А поскольку Карлу это имя тогда было совершенно неизвестно, отец весь вечер рассказывал сыну о легендарных спортивных подвигах Оуэнса: о том, как в 1935 году за 45 минут тот установил пять мировых рекордов в беге на различных спринтерских дистанциях, а также в прыжках в длину, как завоевал четыре золотых медали на играх XI Олимпиады 1936 года в Берлине.