Елена Высоцкая - Катастрофы в предсказаниях и пророчествах: От Мишеля Нострадамуса до наших дней

1 сентября 1939 г. бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши. Началась вторая мировая война. Мессинг понимал, что ему нельзя оставаться на оккупированной немцами польской территории, так как его голова в это время была оценена немецким правительством в 200 ООО марок. Это было следствием того, что еще в 1937 г., выступая в одном из театров Варшавы в присутствии тысяч людей, он предсказал гибель Гитлера в том случае, если тот повернет на восток. Об этом предсказании Гитлер знал, так как оно было напечатано во многих польских газетах на первой полосе.

В это время Мессинг жил в родном местечке, у отца. Вскоре это местечко было оккупировано немецкой армией, и в нем немцы организовали гетто. Вольфу Мессингу удалось бежать в Варшаву, а все его родные, оставшиеся дома, в дальнейшем погибли в Майданеке, в варшавском гетто.

В Варшаве Мессинг некоторое время скрывался в подвале у одного торговца мясом. Однажды вечером, когда он вышел на улицу, его схватили. Офицер долго всматривался в его лицо, потом вынул из кармана обрывок бумаги с портретом.

— Ты кто? — спросил офицер.

— Я художник — ответил Мессинг.

— Врешь! Ты — Вольф Мессинг! Это ты предсказывал смерть фюрера...

Он отступил назад, а потом нанес Мессингу страшной силы удар по челюсти. Тот выплюнул вместе с кровью шесть зубов... Затем его отвели в полицейский участок и заперли в карцере. В этой критической ситуации дар Мессинга не подвел его. Он напряг всё свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника и кончая тем, который должен был стоять на часах у выхода. Когда они все, повинуясь воле Мессинга, собрались у него в камере, Мессинг, лежавший до этого неподвижно, как мертвый, быстро встал и вышел в коридор, задвинул засов окованной железом двери и был таков...

Мессинг решил, что единственным выходом для него было проникнуть на территорию Советского Союза. Пробираясь тайком, он, наконец, достиг Западного Буга и, перебравшись на другой берег, оказался на советской территории.

Здесь на первых порах ему пришлось очень трудно. Он никого не знал, плохо говорил на русском языке. К тому же, в этой стране в то время не жаловали ни гадалок, ни волшебников, ни хиромантов, ни телепатов, к числу которых Мессинг и относился.

Все же нашелся один человек, который его поддержал. Это был заведующий отделом искусств П. А. Абрасимов.

На свой страх и риск он включил Мессинга в бригаду артистов, обслуживающих Брестский район. Жизнь постепенно начала налаживаться... В мае 1940 г. Мессинга направили в Минск, он стал гастролировать по всей Беларуси.

Однажды, находясь на гастролях в Гомеле, к нему подошли два человека в форменных фуражках. Прервав опыт, они извинились перед залом и увели Мессинга с собой. Как впоследствии оказалось, для того, чтобы отвезти к Сталину. Вот как описывает сам Мессинг свою первую встречу с «отцом народов»:

«Приехали — куда не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного. Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната.

Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:

— Здравствуйте. А я вас на руках носил...

— Как это на руках? — удивился Сталин.

— Первого мая... На демонстрации..

Сталина интересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. Индуктором моим он не был.

После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:

— Ох и хитрец вы, Мессинг.

— Это не я хитрец, — ответил я. — Вот вы так действительно хитрец!..

Со Сталиным я встречался и позже. Вероятно, по его поручению были всесторонне проверены мои способности. Помню такие проверки:

Мне было дано задание получить 100 000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не кончился трагически.

Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер.

Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал сто тысяч... Для меня это было повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда.

Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру.

Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег... Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел... Инфаркт!.. К счастью, он потом выздоровел» (В. Мессинг. О самом себе. М., Изд-во политической литературы, 1991, с. 39—40).

Мессинг, после проверок его способностей, стал часто выступать в концертных залах разных городов с сеансами по чтению мыслей («психологическими опытами», как он сам называл свои выступления).

Как известно, в то время, вскоре после подписания пакта Молотова—Риббентропа, вся советская пресса и средства массовой информации всячески славили советско-германскую дружбу и мудрого Сталина, который избавил народ от войны.

Однажды Мессинг был приглашен для демонстрации своих психологических опытов в весьма зловещее и в то же время элитное место — в клуб НКВД в Москве. Выступление близилось к концу. Мессинг отвечал на записки, которые хотя и не подписывались, но были вполне безобидны, касались главным образом мелочей. В те времена люди, которые способны были еще задавать друг другу вопросы, могли делать это, лишь пребывая по ту сторону колючей проволоки. Но вот среди прочих промелькнула записка: «Что вы думаете о советско-германском пакте?» Человек осмотрительный просто бы оставил ее без внимания или на худой конец промямлил бы в ответ несколько невразумительных фраз о нерушимой дружбе двух народов, которыми заполнены были в те дни страницы советских газет. Но Мессинг не был осмотрительным человеком. Едва он прочел вопрос, как у него, как говорят некоторые ясновидящие, «пошла картинка». Он тут же со сцены постарался донести ее до аудитории:

— Я вижу танки с красными звездами на улицах Берлина!

Зал замер. Стало тихо, очень тихо. Чтобы понять, как прозвучали и что значили эти слова, нужно было жить в то время. Нужно представить себе и тех, что сидел в зале. Это были следователи, мастера массовых казней и расправ, которые тех, кто говорил или хотя бы слушал такое, тут же отправляли в концлагерь или на расстрел. Некоторые, сидевшие ближе к дверям, на цыпочках, по одному стали красться к выходу: «Меня там не было!»