Игнатий Брянчанинов - Практическая энциклопедия «Основы правильной духовной жизни»

Увы! Ищу в себе самоотвержения и не обретаю его! Ищу человека, который бы решился отвергнуться волей своих и, обнаженный всякой воли, всецело захотел последовать Христу, исполнить Его волю, и не встречаю такого человека! Тоскуют мои взоры между многолюдством как бы в безлюдной пустыне, — не находят зрелища, на котором остановились с утешением!… Все мы возлюбили свои пустые и глупые пожелания, возлюбили тленное, временное, плоть и кровь, в них живущую — смерть вечную!… Путь узкий — путь самоотвержения; тесно и на пути широком — своеугодия! Теснимся, торопимся, толкаем друг друга в преисполненную уже, в пресыщенную уже пропасть ада! Есть и ныне подвижники, но нет на них венцов победных, венцов Христовых. Венец Христов — Дух Святой. Духом Святым венчает Христос Своих воинов–победителей. Ныне не нисходит Дух, потому что подвижники подвизаются незаконно. Аще и подвизается кто, — сказал апостол, — не венчается, аще не законно подвизатися будет. Никтоже бо воин бывая, — возвещает он, — обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет (2 Тим. 2:4). Все, что препятствует самоотвержению и вводит в сердце молву, — купля житейская. Гневно взирает на нее Бог, — отвращается от воина, обязавшегося куплей житейской! Потому святой апостол убеждает ученика своего к истинному духовному подвигу: Ты убо злопостражди яко добр воин Иисус Христов. 6.291–292

Решитесь сначала, хотя по уму, отречься себя ради Христа, лишите ум ваш пагубного, бестолкового самовластия, подчините его заповедям Христовым, подчините его Евангелию. Начало самоотвержения — в уме: покорившись Христу, он постепенно приведет к этой блаженной п о к о р н о с т и и сердце, и тело.

Самоотвержение страшно при первом, поверхностном взгляде на него. Но только что человек решится на него, как и ощутит в душе необыкновенную легкость и свободу: легкость, свобода — свидетели истины. 6. 418

(См. ВЕРА, ПОДВИГ ДУШЕВНЫЙ, ПОСЛУШАНИЕ).

(См. САМООТВЕРЖЕНИЕ, ДЕМОНСКИЕ БРАНИ, ЕВАНГЕЛИЕ, МОНАШЕСКИЕ ОБЕТЫ).

Блаженны те, которые с самоотвержением следуют истинному евангельскому учению, которые отреклись от удовлетворения похотениям тела и похотениям души! Похотения падшего тела — греховны, греховны и похотения падшей души. Она всюду ищет осуществить свое «я», соделаться каким–то отдельным, самостоятельным, первенствующим существом, для которого должно существовать все прочее. Евангелие требует, чтобы такая жизнь была умерщвлена, чтобы человек признал Бога Богом, а сам встал на свое место: в разряд созданий. По умерщвлении безумной, мечтательной, на самом деле несуществующей жизни может явиться истинная жизнь, с преизобильным ощущением существования, жизнь о Боге. 6. 449

…Самое преуспеяние Ваше будет научать Вас смирению, приводить к нему. Таково свойство преуспеяния духовного! Напротив того, — кто не отвергается себя, не погубляет души своей, действует по влечению чувств сердечных, от движения крови, тот непременно осуществляет свое «я», видит добро в своих движениях, в своих действиях оживляет собственно себя, стяжавает мало–помалу высокое о себе мнение. Таковой, думая преуспевать духовно, преуспевает лишь в лютом падении. Темная прелесть овладевает его душой; чуждый духовного жительства и разума, он погружается глубже и глубже в лжеименный разум и темную прелесть. Прелесть — справедливая награда того, кто возлюбил и почитал падшее свое «я», не восхотел благочестно умертвить себя, не восхотел состояния, о котором говорит св. апостол: Не ктому живу аз, но живет во мне Христос. 6. 182–183

(См. ГРЕХ).

Вид смирения, приуготовляющий к терпению скорбей пред пришествием их и способствующий к благодушному терпению скорбей по пришествии их, святыми отцами назван самоукорением.

Самоукорение есть обвинение себя в греховности, общей всем человекам и своей в частности. При этом полезно воспоминать и исчислять свои нарушения Закона Божия, кроме блудных падений и преткновений, подробное воспоминание которых воспрещено отцами, как возобновляющее в человеке ощущение греха и услаждение им.

Самоукорение есть… делание, противопоставленное и противодействующее болезненному свойству падшего естества, по которому все люди, и самые явные грешники, стараются выказывать себя праведниками и доказать свою праведность при помощи всевозможных ухищрений. Самоукорение есть насилие падшему естеству, как служит ему насилием молитва и прочие… подвиги, которыми Царствие Небесное нудится и которыми нуждницы восхищают е (Мф. 11:12). Самоукорение имеет при начале упражнения в нем характер бессознательного механизма, т. е. произносится языком без особенного сочувствия сердечного, даже в противность сердечному чувству; потом мало–помалу сердце начнет привлекаться к сочувствию словам самоукорения; наконец самоукорение будет произноситься от всей души, при обильном ощущении плача, умалит пред нами и закроет от нас недостатки и согрешения ближних, примирит ко всем человекам и к обстоятельствам, соберет рассеянные по всему миру помыслы в делание покаяния, доставит внимательную, исполненную умиления молитву, воодушевит и вооружит непреодолимой силой терпения.

Самоукорение, достигнув полноты своей, искореняет окончательно злобу из сердца, искореняя из него совершенно лукавство и лицемерство, непрестающие жить в сердце, доколе самооправдание обретает в нем место. 1. 318–319

Упражнение в самоукорении вводит в навык укорять себя. Когда стяжавшего этот навык постигнет какая–либо скорбь, тотчас в нем является действие навыка, и скорбь принимается, как заслуженная. «Главная причина всякого с м у щ е н и я, — говорит преподобный авва Дорофей, — если мы тщательно исследуем, есть то, что мы не укоряем себя. Отсюда проистекает всякое расстройство; по этой причине мы иногда не находим спокойствия. И так не удивительно, что слышим от всех святых: нет иного пути кроме этого. Не видим, чтобы кто–либо из святых, шествуя каким другим путем, нашел с п о к о й с т в и е! А мы хотим иметь его и держаться правого пути, никогда не желая укорять себя. Поистине, если человек совершит тьмы добродетелей, но не будет держаться этого пути, то никогда не престанет оскорбляться и оскорблять, губя этим все труды свои. Напортив того: укоряющий себя всегда в радости, всегда в спокойствии. Укоряющий себя, куда бы ни пошел, как сказал и авва Пимен, что бы ни случилось с ним, вред ли, или бесчестие, или какая скорбь, уже предварительно считает себя достойным всего неприятного и никогда не смущается. Может ли быть что спокойнее этого состояния? Но скажет кто–либо: если брат оскорбляет меня, и я, рассмотрев себя, найду, что я не подал ему никакого повода к этому, то как могу укорять себя? Поистине, если кто исследует себя со страхом Божиим, тот найдет, что он всячески подал повод или делом, или словом, или каким–либо образом. Если же и видит, как говорит, что в настоящее время не подал никакого повода, то когда–нибудь прежде оскорбил его или другого брата в этом деле или в каком ином и должен был пострадать за это или за какой другой грех, что часто бывает. Так! Если кто рассмотрит себя, как я сказал, со страхом Божиим, и исследует свою совесть, тот всячески найдет себя виноватым». Чудное дело! Начиная укорять себя машинально, насильно, мы достигаем наконец столько убеждающего нас и действующего на нас самоукорения, что при помощи его переносим не только обыкновенные скорби, но и величайшие бедствия. Искушения уже не имеют такой силы над тем, кто преуспевает, но, по мере преуспеяния, они становятся легче, хотя бы сами по себе были тяжелее. По мере преуспеяния крепнет душа и получает силу терпеливо переносить случающееся. 1. 321–322