Наталия Поротикова - Тело и одежда. Как выглядеть стильно, не принося в жертву комфорт

• Заметны изменения и в массовом сознании: бодипозитив постепенно, через насмешки и сопротивление, но меняет точку зрения и на тело, и на одежду. Феминизм подвергает сомнению и критике множество «само собой», в том числе связанных с одеждой и сексуальностью.

Сегодня женщины чаще всего могут себе позволить не жертвовать удобством и здоровьем ради того, чтобы выглядеть социально приемлемо; но это достижение буквально последних лет.

В Японии в январе 2019 года актриса Юми Исикава запустила хэштэг #KuToo (по аналогии с #MeToo), от японских слов kutsu (обувь) и kutsuu (боль), направленный против дресс-кода с обязательным ношением обуви на высоком каблуке. Актриса обращалась в Министерство труда, где одновременно с сочувствием встретила и реакцию «мужчины тоже страдают» — носят тесную обувь и галстуки. (Интересно, что просто тесная обувь для мужчин приравнивается к чудовищно неудобной обуви на высоком каблуке для женщин.)

Шоу-бизнес держится за некомфортные нормы, но все идет к тому, что это ненадолго: в 2015 году директор Каннского кинофестиваля извинился за то, что женщин без обуви на высоких каблуках не пускали на красную дорожку, оставив дресс-код неизменным. В знак протеста актрисы Джулия Робертс (в 2016 году) и Кристен Стюарт (в 2018 году) прошлись по красной дорожке фестиваля босиком [2] Фомина Елена. Женщины в Японии выступили против дресс-кода с высокими каблуками https://style.rbc.ru/life/5cf77dcb9a79472e4fdb4b39 .

Новая точка зрения на моду и тело позволит жить со всеми этими изменениями, не жертвуя ничем. На привычные явления можно посмотреть по-другому, с новых гуманных позиций. Хороший пример — шоу Savage x Fenty от Рианны, показ белья, буквально сменивший показы Victoria’s Secret: вроде бы те же яркие сексуальные трусы, но сделанные с совершенно другим посылом, идущим от женщины и ее выбора, и показанные на моделях с очень разными телами.

Как эта книга связана с запросами времени? Она отвечает на многие из них.

• «Тело и одежда» как раз для новой группы клиентов: зрелых работающих женщин, которые хотят одеваться.

• Демократизация: в этой книге права управления гардеробом и принятия ключевых решений переходят от стилиста — к покупателю и клиенту.

• Изменение массового сознания. Новый взгляд на удобство не задумывался с самого начала как профем и бодипозитивный, но стал им естественным образом.

Я начала писать введение 3 мая 2020 года. В Москве действовал режим самоизоляции: можно было выходить в ближайший магазин, в аптеку и гулять с собакой, а за неоправданное перемещение за пределами своего района могли оштрафовать.

Пандемия коронавируса рассадила людей по домам, сделав дефицитными и желанными небольшие повседневные радости: прогулки, встречи с друзьями и родными. Гораздо больше людей стали чаще готовить и заниматься бытом, просто по необходимости. Пандемия усилила и существующие тренды в моде: романтичные платья в цветочек как нельзя лучше подходят к новому, более осознанному и скромному (волей-неволей) образу жизни. Оказавшись один на один с домочадцами и без физического доступа к остальному кругу общения, люди стали по-новому оценивать проявления дружбы и любви, тактильный контакт и возможность получить приятные эмоции.

Момент для написания книги наступил исключительно удачный. Во время карантина люди имели возможность пересмотреть весь обыденный уклад, в том числе и отношения с одеждой. Изменились границы между личным и публичным, выходным и домашним.

Во время пандемии продолжает действовать самый большой тренд из существующих — неравномерная, с местными откатами назад, но все-таки неуклонно растущая субъектность маленького человека, человека из меньшинства, в том числе человека моды: работника, ремесленника, потребителя.

Тренд демократизации — очень большой и касается самых разных сфер. Главные перемены происходят в области политики и гражданских прав, которые постепенно начинают работать и для представителей угнетенных групп, наделяя возможностями все больше и больше людей. Бирюзовые компании успешно работают на одном рынке с корпорациями, в которых принят авторитарный стиль руководства. Государства с единой вертикалью власти и централизованным устройством многое делают, чтобы впечатлить мир своей мощью, но их соседи, у которых федерация, самоуправление и независимые суды, живут лучше.

Представленность в моде Большого Демократизирующего Тренда заметна на разных уровнях и в разных плоскостях, вот некоторые проявления:

• доступность любого модного контента для всех, у кого есть интернет;

• утрата единого модного образца и разделение моды на множество ветвей, так что в каждой стране и у любой социальной группы есть свои тренды и иконы стиля;

• растущее влияние на местных рынках локальных марок;

• демократизация люкса в визуальном плане: Ники Минаж как рекламное лицо Fendi, Ким Кардашьян на обложке Vogue, люксовый стритвир;

• внимание медиа к судьбам уязвимых групп в мире моды, от моделей до работников швейных производств в странах третьего мира;

• коллаборации люкса и масс-маркета, переход дизайнеров люксовых брендов на работу в масс-маркет (H&M и все-все-все, Кристоф Лемэр в Uniqlo);

• возможности кастомизации, то есть творчество самих потребителей;

• новые границы стандартов красоты: бодипозитив, движение к разнообразию, изменившееся отношение к возрасту;

• тот самый диктат покупателя, на который сетовали аналитики моды лет семь назад (вернее было бы назвать его диктатом отдела продаж, но конечное звено в этой пищевой цепочке все-таки потребитель). Негативная коннотация слова «диктат» при этом уже не актуальна: мир моды постепенно свыкается с тем, что выбор и ощущения человека внутри одежды — важны.

Модные медиа — меняются. Модные бренды — меняются или хотя бы делают вид. Стандарты красоты — меняются. Нет ни единой причины, почему отношения с одеждой останутся прежними, а не выйдут на новый, более гуманный уровень.

Всю историю моды (да что моды — всю историю костюма) значимым был не взгляд человека на себя, а взгляд на него зрителя, взгляд со стороны. Даже если человек — монарх, а зритель — самый скромный из его подданных. Никого не волновало ни желание человека одеться именно так, ни его удобство. Часто, наоборот, неудобство становилось знаком привилегированного сословия, а простолюдинам требовалась свобода движения, чтобы работать.

Внешний локус контроля был обусловлен еще и социальной ролью одежды. Род занятий, уровень благосостояния, местность (у русских крестьян — губерния), социальный статус, семейное положение, принадлежность к определенному кругу и, как следствие, выполнение всех модных требований этого круга — всю известную нам историю одежда служила маркером, источником информации для окружающих. Этого значения она не утратила и сегодня, но в конце XX века к нему добавилось кое-что важное: возможность для самого человека, массового потребителя моды, сообщать о себе ровно то, что он хочет сообщить.