Эдуард Коридоров - Обознатушки. История одной избирательной кампании

Пока мужики судили и рядили до беспамятства, с заборов и столбов кто-то старательно соскреб повидловские плакаты. Упал вечер, хозяйки, охая, укладывали спать детей и усталых мужей.

В эту не позднюю еще пору на полянке, где утром стоял автобус, остановился автомобиль с красным крестом и надписью «Скорая медицинская помощь». Оттуда высадился десант девушек в белых халатах, с фонендоскопами на груди. Они понесли в Верхний Уй листовки с броской шапкой: «Диагноз – алкоголизм». Автор листовки, некий доктор Старопромысловский, убедительно доказывал, что действующему губернатору Василию Папченко срочно требуется принудительное лечение.

В Шайтанске нарастало безумие. Оклеенный листовками, осажденный социологами, оболтанный агитаторами город не знал, как добраться до заветной выборной даты. Продержаться оставалось полтора летних месяца.

На всех углах торчали студенты Шайтанского госуниверситета, они работали на действующего губернатора Папченко. Уличное торчание засчитывалось им вместо практики, поэтому студентов было много. Всех их одели в оранжевые футболки с физиономией губернатора и обязали приставать с агитацией к каждому прохожему. Контролировали студентов милицейские патрули.

Учащейся молодежи противостояли безработные. Главный соперник губернатора Папченко – его первый заместитель Повидлов тоже раздал своей армии футболки, только зеленые, и армия ринулась бороться за чистоту и порядок.

Студенты весело подначивали безработных и бросали окурки исключительно наземь. Безработные в отместку воровали у зазевавшихся студентов сумки с агитпродукцией и увозили ее на свалку.

Одна окончательно свихнувшаяся, а может, подкупленная студентка из числа папченковских как-то пробилась через толпу к моложавому Повидлову, при всех оголила бюст и чмокнула кандидата в щечку. Повидлов смущенно покосился на прелести вражеской агитаторши и подарил ей услужливо подсунутую кем-то зеленую экологическую футболку. Сеанс предвыборного стриптиза всю неделю показывали по шайтанским телеканалам, пару раз сюжет мелькнул и на российском ТВ.

На центральной городской площади друг на друга глядели два огромных щита. Упитанный краснощекий здоровяк в пиджаке, но без галстука, гордо высился среди березок и перелесков. Лозунг гласил: «Чужого не надо, своего не отдадим. Василий Папченко». Со щита напротив грустными карими глазами неотрывно глядел на здоровяка красавец в интеллигентских очочках, весь в белом, снятый на фоне дымящихся заводских труб. Правой рукой он продвигал в народ девиз: «Хлеб с Повидловым».

Под повидловским щитом постоянно дрыхли бомжи самого отвратительного вида. Ходил слух, что их специально нанял Папченко.

Шла тихая драка за шайтанские школы, садики, больницы, за тюрьму, военный городок, за театры и музеи, за советы ветеранов и инвалидные общества, за вещевой и колхозный рынки, за борта автобусов и трамваев, за стены домов и заборы.

В штабе Папченко царило уныние. Губернатор лидировал с отрывом всего в пять процентов. Его рейтинг падал.

В штабе Повидлова тоже нарастала депрессия. Рейтинг кандидата, рванувший было вверх, вот уже неделю стоял на месте, несмотря на все усилия. Взбесившийся Повидлов прогнал своих пиарщиков, а заменить их было некем.

В довершение всех бед на Шайтанск упала тридцатиградусная жара, все ходили, по-рыбьи хватая воздух ртом. Избиратель массово таскал воду на огороды и слышать не желал о выборах.

Гроза ощутимо собиралась, но все не могла начаться.

У человека с полированной лысиной было несколько кабинетов в разных концах столицы, и это делало его вездесущим и всезнающим, о чем обществу регулярно докладывала оппозиционная пресса. Лысого звали Андрей Вольфрамович. Никто толком не знал, чем он занимается сегодня и сейчас, зато было точно известно, что Вольфрамыч при желании может все. От него исходил тонкий запах небожителя, и если кому выпадала удача вдохнуть этот запах, земной прах сам опадал с башмаков счастливчика. Надышавшись, он попадал в шефы Госкомрыболовства или садился править таможней, или получал на откуп атомную энергетику. До Вольфрамыча добраться было труднее, чем до Кощея Бессмертного, зато от Вольфрамыча дороги бежали в самый зенит.

Именно к нему, недосягаемому, несли Матвея Козлова стоптанные ботинки нехитрого челябинского производства. Со своей обуткой, многажды чиненной, Козлов не расставался – считал талисманом. В этих ботинках ему везло. В них, наперекор враждебным обстоятельствам, он привел к власти пьяного больного президента, окруженного шайкой шпионов и прохиндеев. В них Козлов вымостил дорогу в большую политику двум олигархам, которыми среднестатистические матери пугали детей.

Странный тип в пыльных ботинках, в мятой шляпе почти как у охотника на привале и в легкомысленно развевающемся буром плаще быстрым шагом прошел через Спасские ворота и, встреченный референтом, беззаботно двинулся дальше толстостенными кремлевскими коридорами, что овеяны государственной тишиной.

Так, в шляпе и плаще, Козлов уселся перед небожителем, будто заглянул к соседу пивка дернуть.

– Шайтанск? – спросил он полированную лысину, сияющую напротив.

Вольфрамыч поднял голову от стола и подтвердил:

– Шайтанск.

– Зачем? – не вынимая рук из карманов, безучастно продолжал Козлов.

– Кто подогревает Повидлова? – задал ответный вопрос Вольфрамыч.

– Сметанин и Рабинович.

– А кто накачивает Папченко?

– Рабинович и Сметанин.

– Они оба – финансируют. А чей человек Повидлов?

– Сметанинский.

– Ну вот. Если мы поможем Повидлову и он победит, завтра он вместе со Сметаниным будет нас шантажировать. Если мы поможем Папченко, он станет ручным. Потому что Папченко – ничей человек. Общий. Мотя, господин Повидлов должен стать трупом. Политическим.

– Сколько бабла отгрузишь, Андрей Вольфрамыч?

– Столько, столько и еще полстолька.

– Мне нужно, чтобы Папченко исчез из Шайтанска до конца выборов. Ушлите его куда угодно, только смотрите, чтобы не спился вконец. Мне нужны полномочия, как у Саддама Хусейна. И еще столько и полстолька «зеленых», чтобы грузить местные коробки из-под ксерокса.

– Принято. Летишь завтра утром, тебя встретят.

Обратно модного пиарщика Козлова везла кремлевская машина.

– Знаешь, в чем фундаментальное отличие виртуальной стратегии от всякой обычной? – спросил он водителя. – А вот в чем: мы имеем дело не с отдельным сущим, брат, а с проекцией его бытия. Крути по Садовому, – и Матвей принялся терзать свой мобильник.

Алексей Баранов терпеть не мог политических убийств. За них он брал двойной тариф. Потому что – моральный ущерб.